Одна Незебградская история. Глава 10

[Угрюмый Холст]

Незебград – поистине удивительный город. Он никогда не спит ночью, ровно как и лигийская столица – Новоград – но, в отличие от неё, он не уютен, как сельская провинция, а величественен и торжественен в любое время суток. Архитектура зданий, улиц, имперцы, их населяющие — от всего этого веет уверенностью не только в завтрашнем дне, но и в завтрашней вечности и вечной же славе Империи.

«Империя никогда не падёт» – так обычно выступают и патриоты своего Отечества, и даже самые простые граждане. Впрочем. Кто из имперцев не патриот? Едва ли таких найдётся хотя бы с десяток. Именно на этой стальной уверенности всё было когда-то построено и держится здесь даже теперь, по сию пору. Вероятно, это и есть то, что называют шармом города, ведь он зачаровывает, охватывает создание и привлекает на свою сторону, не оставляя никому выбора на сопротивление. Вот почему мне кажется, что Незебград прекрасен в любое время года и в любую же погоду, хорошую или плохую. Для него нет ничего, что он не сделал бы торжественно-прекрасным. 

Суровое незебградское небо сгущало краски, будто бы акварельные, принимая оттенки тяжёлой стали; тучи казались слишком тяжёлые, в них скопилось так много то ли дождя, то ли снега, что они буквально провисали, почти цепляясь макушками за кроны деревьев. Холодало. Дул ветерок, шелестела высохшая листва, смерзшаяся крупными комьями, скрипели почерневшие деревья, покачивая своими острыми голыми ветками. Они размешивали гущу небес. 

Вечерело.
Худенькая девушка в лёгкой куртке из грубой рабочей ткани, которая досталась ей ещё от отца, умершего много лет назад, сидела на холодной бетонной лавочке у парадной дома на окраине имперской столицы, дрожа от окутывающего всё тело холода и обхватив себя руками за плечи, дабы хоть как-то согреться, чего-то ожидая. Она сама плохо понимала, чего, хотя и имела смутное представление своих намерений. Просто сидела и ждала чего-то, и даже не было понятно, чего именно. В конце концов она вновь решила попробовать посетить библиотеку, где работала и когда-то случайно повстречала писателя, но пойти туда ей хотелось не в качестве сотрудницы, да и сегодня у неё был выходной, а в роли посетительницы. 

О какой-либо надежде или логической последовательности действий не могло идти и речи, впрочем, с практически нулевой вероятностью юная особа всё равно решила испытать Судьбу, кто знает, быть может, она и в этот раз будет к ней благосклонна и сможет помочь. Ведь по сути сам сарнаутец ничего не может сделать, даже добро, для этого ему тоже нужна поддержка и своеобразное разрешение; иначе же, как не пытайся – все старания пойдут прахом. Вероятно, в наших поступках периодически, а иногда и очень часто, не хватает рассудительности, однако, это нас зачастую и выручает. Сами не зная как, мы творим невероятные дела, успевая только удивляться собственным свершениям.

И вот, полностью положившись в этот раз на Судьбу и Удачу, подруг близких, но столь разных и непохожих друг на друга не по сути, но по принципам, молодая искательница счастья хотела уже было подняться с лавки и выдвинуться в желаемом направлении, но тут же на кое-что обратила внимание, что заставило её быстро вернуться в реальность, из которой она на какое-то время выпала. В распахнутой старенькой телогрейке едва ли могло быть тепло, но орк, шедший по направлению к парадной и вида не подавал на хоть малейшее ощущение холода. Быть может, он так ушёл в свои мысли, что уже давно перестал ощущать и видеть окружающую его среду. Тяжёлый взгляд уныло смотрел на небо, словно размешивал его чайной ложечкой, растягивая облака в продолговатые серые, завивающиеся на концах, перья. 

— Ты зачем пришла? — удивился товарищ, приметив замерзающую хадаганку. 

— Куда? — не поняла она. 

— Твой дом расположен не здесь, если ты забыла, — хмыкнул орк. 

— Да? — хадаганка в удивлении вскинула брови и закрутила по сторонам головой, а затем, потупив взгляд, выдавила из себя виноватое. — Действительно... Я как-то не заметила... 

— И как ты умудряешься только, а? — лишь развёл руками имперец.

— Не знаю...

— Не зайдёшь? — ненавязчиво поинтересовался орк, кивая головой на тяжёлую металлическую входную дверь. — Я смотался на Айрин тут недавно, прикупил пыльцы фей. Говорят, что с ней отличный чай получается, айринцы вместо сахара его добавляют. Круче мёда светолесских пчёл и не так дорого, как ал-риатский.

— Да нет, я, пожалуй, пойду... — виновато пробормотала хадаганка, теребя пальцами выбившуюся из-за уха рыжую прядь, завитую на конце. — У меня дела есть, я просто задумалась что-то... 

— Вот и пришла? — с сочувственной улыбкой угадал орк. 

— Вот и пришла, — согласилась она. 

— Ну ладно тогда, — грустно усмехнулся товарищ. — Надеюсь, вскоре увидимся с тобой. Приходи, с товарищами сходим, потусуемся в Оке. Хоть встретишься с ними, а то поди уже и лица все позабывала. Видишь одну только канийскую физиономию.

— Он не каниец, — запротестовала рыжая, и алая краска резко ударила ей в лицо, прелестно припудрив даже маленькие, слегка оттопыренные, ушки. Что ни говори, а принадлежность к Лиге здесь всё-таки из веков в века порицалась и осуждалась не только на уровне общества, но и государства в частности. 

— Да-да, конечно. Он настолько же не лигиец в душе, насколько я эльф из благородного семейства ди Дазире, — рассмеялся имперец и не спеша двинулся к входной двери, обернувшись уже только на пороге и проговорив. — Беги давай по своим делам, рыжая чудачка. Только в неприятности со стражниками астральных портов больше не вмешивайся. 

— Обязательно... — неохотно пробурчала в ответ хадаганка и направилась в обратную от дома сторону. 

Путь к библиотеке лежал через промзону. Это было далеко не самым приятным маршрутом, к сожалению, но самым коротким. Пожалуй, самой неприятной его частью являлось обилие воронов и крыс. Приятно знать, что лигийские шпионы предпочитали для диверсий выбирать другие закоулки, и хоть здесь их не нужно было опасаться. Однако обилие голодных незебградских паразитов удручало и немного пугало. Кто знает, на что способно одичалое создание? А если их будет стая? Вот почему хадаганка двигалась практически бегом, лишь бы поскорее покончить с неприятными кварталами, которые, надо сказать, были ровно так же, как и всё в столице Империи, удивительно большого масштаба. Словно в каждом из районов могло поместиться по целому Суслангеру, при этом с амброзиевыми змеями, скорпионами и всеми прилагающимися дружелюбными прелестями. 

***

В библиотеке она, конечно же, никого не встретила, хоть и провела там добрых три часа, правда, не без определённой доли удовольствия. В конце концов, книги были вечными спутниками её жизни, а потому их компания если не радовала и воодушевляла в таких удручающих ситуациях, то хотя бы успокаивала. Теперь молодая имперка просто сидела в читательском зале, раскрыв наугад последний выпуск «Дневников сарнаутца». Она даже не вчитывалась в слова, впрочем, в этом и не было необходимости, ведь она читала все части дневников в тот самый день, как только они оказывались в библиотеке. А так как библиотека, где она сейчас находилась и вообще работала, была крупнейшей в Империи и носила имя Яскера, то здесь все новые книги появлялись быстрее, чем где бы то ни было. Хадаганка обхватила голову ладонями и просто смотрела пустым взглядом на страницу, пестрящую крупным маслянистым чёрным шрифтом с красными заглавными буквами в начале каждого из абзацев. В голове её метались в разные стороны, постоянно сталкиваясь друг с другом, разные мысли – одна другой хуже.

Что ей теперь делать? А имеет ли она вообще хоть какое-то право что бы то ни было делать? Что даёт ей полученная травма? Знание о причине травмы писателя? Но какое отношение это имеет к его романам? А к ней? Неужели именно влияние такой особы, какой была невеста этого сарнаутца, сделала его книги такими... Безжизненными? Та хадаганка сказала, что невеста имела странную способность собирать в себе несочетаемые черты. Возможно, именно это никак не позволяло писателю обрести столь необходимый его тонкой душевной натуре покой. Судя по всему, именно эта невеста стала причиной явно патриотских оттенков в сюжетах романов хадаганца.

Он пытался ей соответствовать, хотел ей угодить, и, вероятно, просто надеялся понять её, но так и не понял... 

Невозможно писать о том, чего ты не знаешь и чего не чувствуешь так, чтобы позволить другим сарнаутцам ощутить это удивительное чувство искренности мотива. Так и он столько времени метался между двух огней, выбирая между тем, что нравится его сердцу, и тем, чего от него ожидала возлюбленная. А потом ещё эта ужасная травма... Нет, это было слишком сурово, слишком жестоко. Это было бесчеловечно. Она не человек. Это точно. А настоящий зверь, раз решила так поступить и с ребёнком, и с женихом, чтобы воспитать последнего... Какое-то сумасшествие... 

— Я ничего не понимаю... — тихо простонала хадаганка, захлопывая книжку и откладывая в сторону, а потом плюхаясь на предварительно вытянутые вперёд руки. — Объясните мне кто-нибудь... 

Она осознавала, что вмешиваться в судьбу сарнаутца, которого она едва знает, неправильно. Нельзя насильно заставить кого-то принять твою помощь. Любые насильственные методы ужасны. Их нельзя допускать ни в коем случае к исполнению. И даже если тебе очень хочется кому-то оказать помощь, поддержку или проявить сострадание, нужно сначала понять, нуждается ли он в этом. Но что делать, если помочь так сильно хочется, а ты не имеешь никакой возможности даже просто спросить, может ли она быть полезной... Тогда остаётся только либо забыть то, что тревожит, переключив свой мозг на другие насущные проблемы, либо идти напролом, забив имперский болт на всякую логику. Будто она кому-то нужна? И вправду... Зачем думать о чём-то, если голос разума всегда твердит зазубренные истины. Не лучше ли попытаться сердцем открыть для себя подлинную, свою правду? 

__________

В Сарнауте слишком много конфликтов. И все они имеют разный масштаб, но общие пути разрешения. И как существует многовековой спор между Империей и Лигой, так и существует в сердце каждого сарнаутца разлад между сердцем и разумом.

Просмотреть полную запись