Легенда болота Техио: часть 1

[Пушинки]

Краткое описание: история о юной душегубке по имени Азия, её неопределённой встрече с властительницей болота Техио и последующих странных событиях. 

Пролог

Туман тяжёлым пуховым одеялом накрывал болото на границе между Ассэ-Тэпхом и Эльджуном, более известное как Болото Техио. Редкие в своём разнообразии сизо-серые птицы, поразительно крохотные, но имеющие довольно громкий, звучный голос, наполняли протяжным писком с присвистом влажный и грузный воздух, затрудняющий дыхание, от чего выдыхать приходилось долго и с приоткрытым ртом, а чтобы сделать вдох, нужно было резко, но очень глубоко втянуть в лёгкие тонну воздуха. Комары дружными стайками передвигались над самой поверхностью воды вечно издающими неприятный скрежущий звук помехами. Бабочки в это место не залетали, а прямые солнечные лучи так редко проникали, что местные пауки уже полностью адаптировались к темноте и лакомились лишь светящимися голубым светом загробных душ светлячками, редко балуя себя залетевшими в сети какими-то мутировавшими насекомыми, названия которых едва ли смог бы найти и самый образованный шаман со стажем лет так в пятьдесят.

Единственными счастливыми обитателями болота Техио были агрессивные плотоядные слизни с покрытыми миллионами трещин, а то и расколотыми на несколько неравномерно разбитых остроугольных частей «домиками». Только они были постоянно сыты и, несмотря на это, оставались постоянно же злыми. Им хотелось плоти; человеческой ли, звериной ли – не имело значения. Их собратья, эльджунские плотоядные слизи, окупировавшие часть главных дорог локации, были куда более мягкие, и иногда встречались среди них даже отдельные, страшные в своей дружелюбности соплеподобные грязно-зелёные или землянистые особи. О, как много живых существ, населяющих Вселенную Сарнаута, погибло здесь, в этих вонючих и душных топях, по краям которых росла острая и тонкая трава, внутри себя содержащая долю мало ещё изученного ядовитого элемента.

Стоит только порезаться о неё и дать ей доступ крови, как тоненькие капельки, крупицы ядовитой эссенции, покрывающей стебли, проникали в организм, вламываясь туда, словно незваные гости в дом к только что проснувшейся хозяйке. И через неделю будь то нетрезвый каниец, голубокрылый эльф, диковатый прайден или ухоженный хадаганец, орк – любое живое разумное существо начинало ощущать мучительные мигрени. Сначала они длились недолго и с большими перерывами, но за неделю ноющая головная боль становилась всё более непереносимой и к концу недели голова пострадавшего уже переставала извергать всякие мысли. Единственным, что её наполняли, была дикая боль и бесконечный оглушающий звон, крупным тяжёлым медным колоколом бьющемся о стенки черепной коробки, которая всё грозила расколоться, но держалась из последних сил. И так, прожив десять или одиннадцать дней после попадания капель зловещего яда в кровь, мыслящее существо умирало, казалось, бы от простой и беззлобной царапины. Впрочем, как создания относительно разумные, так и заплутавшие в изумрудных джунглях царственно величественные тигры, чей мех был всегда рыж, как спелый апельсин, но всклокочен и порой слипшийся от грязи. Причеши такого одичавшего зверя, подстриги ему острые, но покоцанные когти и получишь чудного домашнего котёнка размером с кушетку или огромный ковёр, лежащий перед камином в домах богатых эльфов из знатных и могущественных, закалённых временем семей. Впрочем, никто этим не занимался.
Быть может, когда-нибудь... А пока... 

А пока по пугающему своей угрюмостью болоту блуждали в густом тумане духи, развевая редкие сгустки белой таинственной материи. И вдруг, казалось бы, из самой тишины, вечной жительницы этих глухих мест, вознеслась обёрнутая в старое рваное тряпьё костлявая фигура, чьё лицо скрывал в глубокой, непроглядной тени капюшон, а ноги, если они, конечно, у неё были, скрывались за грязно-зелёными обрывками ткани. Единственное, что можно было увидеть достаточно подробно – руки этого странного то ли призрака, то ли духа. То, что обтягивало кости, сложно было назвать кожей – она имела странный зеленовато-синий оттенок и почти насквозь просвечивала, предоставляя взору бледные белёсые продолговатые кости.

Ветры шумели в близрасположенном тропическом лесу, со свистом пролетая в арки изогнутых корней громадных деревьев, звеня нефритовой листвой где-то под самыми облаками. День был пасмурный, угрюмый, и если бы только он мог говорить, то с переходами на старческое ворчание смачно бы ругался на не вовремя подоспевшие к полудню магнитные бури. Пели мертвецы, не нашедшие упокоение в безымянных природных могилах. И над всем этим царствовала страшная в своей неумолимой кровожадности и сумасшедшей тяги к власти легендарная баньши Бау, властительница болота Техио, широко известная лишь в кругах уже почивших душ, лишённых за свою порочную и грязную жизнь дозволения безвременно почивать в холодном и каменном дворце Чистилища. 

***

Азия проснулась днём, около шестнадцати часов, абсолютно растерянная и внезапно напуганная перспективой опоздания на работу. Её настоящий наниматель, невысокий эльф с голубыми, на помпезный манер, зачёсанными и насмерть залитыми лаком волосами не был сильно придирчив к пунктуальности, однако только ли он так говорил или и действительно значил, душегубке знать не хотелось. Вот почему она всегда приходила вовремя, а крайне редко даже заранее.

Многие привыкли думать, что душегубке всегда находятся при некромантах, следуют за ними, куда бы те не пошли, и даже на тот свет отправляются за хозяевами. Никто никогда не задавался вопросом – что чувствуют душегубки? Чем они живут? О чём их волнения и радости? Неужели ими управляет внутренняя привязанность к некромантскому роду и стремление угождать повелителям крови? Конечно же... Нет.  Впрочем, почему-то большинству кажется, что душегубки хоть и губят чужие души, что довольно очевидно следует из названия их рода, собственной не имеют. Это неправда. Ни одна приличная представительница услуг в сфере душегубничества не была изначально привязана к кому-либо некроманту. Даже самые могущественные эльфийские семьи предпочитали выбирать спутниц в боевой жизни своим молодым наследникам на трудовой бирже нечисти.

Третий месяц контракта обещал подойти к концу в ближайшее время, а впереди было ещё целое лето. Как правило, в тёплое время работы бывает больше всего. Однако Азия ещё не была окончательно уверена, хочет ли она продолжать трудиться в поте лица или всё же следует взять трёхмесячных отпуск, дабы высыпаться всласть, а ближе к вечеру, выходя на прогулку по немноголюдным улицам на окраинах Новограда, за торговым рядом, разминать затёкшие выглядящие ненадёжными и местами потёртыми крылья; и, вылетая в сочно-зелёные пейзажи Светлолесья, проводить там остаток дня.

Встреча сегодня была назначена на Ассэ-Тэпхе, в этом влажном омуте Святой Земли, куда менее привлекательном, нежели пряно-оранжевый засушливый климат Плато Коба, но всё же более симпатичном, если сравнивать его с мрачным Эльджуном, от которого так и веяло гнилым человеческим мясом и тлеющей смертью. Прибыв на место, душегубка сразу увидела нужного ей эльфа-зельевара. В отличие от соплеменниц Азии, она ничьи души не терзала и не забирала жизни. Разве что иногда приходилось ей отпугивать агрессивную живность, покушавшуюся на её миролюбивого нанимателя, по жизни своей занимающегося сборами целебных и ядовитых трав да варкой зелий, которые он поставлял в лавку алхимика за относительно небольшую плату. А впрочем, ему этого хватало на жизнь и на содержание души*, к деньгам которая не была придирчива и относилась к ним крайне скептически. Ведь она всегда могла позволить себе в случае сильного голода поймать мышь и поджарить её где-то в районе Гибельной чащи, где редко кто появлялся, кроме мускулистых горбатых фигур неприветливых оборотней. Иногда они даже соглашались отужинать с Ахией, хотя собеседниками они были мало интересными. Говорили они, чаще всего переходя на рычание с редкими подвываниями. Впрочем, в случаях особого одиночества такая компания была весьма приемлемой и ни капли не смущала прокрастинирующую душегубку.

Дорога лежала через вечные изумрудно-зелёные тернии лиан и кольцами встающих из-под земли, покрытой густыми зарослями травы, многовековых мифических деревьев – вечных безмолвных стражей этой странной обители заброшенного рая. Приходилось избегать активизировашейся под наступающий медленными шагами на шлейф дня вечер живности, явно проголодавшейся и ничего не имеющей против поужинать нежным и неимоверно мягким, слегка подслащённым кровью эльфийским мясом. Да и закусить душегубкой эти жадные до пищи создания вряд ли бы отказались. Увы, никто достоверно не знает, каково мясо душегубок на вкус. Действительно ли оно имеет привкус тлена или что-то другое – записей, наверное, к счастью, не осталось. А впрочем – это ничего не значило для, несоразмерно больших для своих собратьев из других локаций, лиловых грибов, любящих побаловать себя если не безоружным путником на поздний завтрак, так хотя бы котёнком, случайно забежавшим в лес из стана Лиги, куда эти прожорливые твари всё таки не осмеливались соваться, желая продолжать своё убогое голодное существование на краю джунглей. 

Сбор трав – процесс мало интересный для созданных убивать тварей, как могло бы показаться на первый взгляд. Однако Азия находила это занятие весьма приемлемым. И хотя конкретно она сама собирать травы не имела возможности в силу своих физических особенностей. Ведь чтобы собрать цветок, его нужно было аккуратно подхватить пальцами и срезать чуть выше лиственного основания, у Азии же, как и у любой душегубки, пальцев, как таковых, не было. Скорее это напоминало длинные и, несомненно, острые когти, впрочем, весьма неловкие (как печально, что никто не развивал у душегубок мелкую моторику). Вот почему она помогала хозяину другим образом, всего лишь, немного отдаляясь от него, заглядывая в заросли в поисках нужных трав и при обнаружении сигнализируя о находке некроманту. Который уже сам подходил, с трудом преодолевая хаотично холмистую местность и, надев тонкие белые шёлковые перчатки с причудливым узором, вышитым серебряными нитями, аккуратно срезал растение, после чего убирал его в просторную сумку из грубой кожи, висящую у него на плече. 

Через метеоритную копь, богатую на ростки колющегося алоэ, до паучьего склона, щедрого на населяющих его восьмиглазых громадных тварей, потом бочком-бочком, обходя поляну, усеянную ещё не обглоданными до основания трупами, попутно собирая жгучую крапиву, над которой Азии приходилось подниматься выше обычного, делая мощные взмахи крыльями, так как отдельные слишком высокие растения ожогами кусали грубоватую, но всё равно чувствующую неприятное резкое покалывание кожу трёхпалых птичьих конечностей с бесценными, устрашающими взор любого кролика, когтями, тщательно омытыми обильными дождями и бережно отполированными, поблескивающими на лунном иль солнечном свете, которых, однако, сейчас (ни одного, ни второго) не было. Хотя едва ли это умаляло дикую красоту укрощённой некромантами нежити. 

От склона до болота, более известного, как Болото Техио и редко кем посещаемого по причине его полной отчуждённости и бесполезности в качестве источника каких бы то ни было ресурсов, нужно было пройти всего какую-то сотню метров. Но путь алхимика не лежал туда целенаправленно. Он стремился добраться до изобилующего полынью сильно прореженного леса, что находится у самых окраин аллода со стороны Имперского стана, левее Мёртвого города Ускула, где иногда, а можно сказать, и довольно часто, прогуливались хорошо вооружённые имперские стражи. Вот почему некромант избегал главных дорог, а особенно – лагеря у самого золотого джунского портала. Слишком уж часто на той дороге появлялись представители вражеской фракции. Раззадоренные свободой и выпивкой, они легко могли подловить мирного лигийца и сделать из него эльфийскую отбивную. 

Затесавшись во влаге тумана и продавливающейся земляной грязи, низковатый для своих сородичей молодой эльф в светло-коричневой накидке, осторожно переступая с кочки на кочку, преодолевал болотную топь. Душегубка следовала за ним неприметным теневым пятном, размеренными взмахами горгулье-образных кроваво-алых крыльев, нарушая зловещую тишину Техио. Само место выглядело довольно зловеще, даже пугающе, особенно в постепенно надвигающихся сумерках пасмурного дня. От него веяло смертью. Она жила здесь. Царствовала. Вкушала плоды своей бесспорной и нерушимой власти над всем живым. От неё веяло тленом и сыростью, прелой, гниющей землёй и грязной бедно-салатовой илистой водой. 

Внезапно Азии показалось, что ещё одна тень, помимо её, проявилась где-то совсем в недалёком пространстве, и она тихо вдохнула тяжёлый гнетущий воздух и, ощутив животрепещущее зло, тут же затаила дыхание и, тут же неосознанно забыв о всякого рода осторожности, остановилась.
Туман стал странно густым, где-то забулькала (задышала) вода.
Зло.
В этом месте явно обитало зло и не те обычные его представители, с которыми сталкивается сарнаутец ежедневно и еженощно. Это было другого уровня тёмная сила. Она имела права и привилегии; она имела могущество и, несомненно, знала об этом и умела этим пользоваться. Вопрос был лишь в том, что это за всепоглощающая нежить здесь захватила в свои мертвые объятия время и душевный покой... Тут Азия услышала чьё-то протяжное изнывающее дыхание за своей спиной и, резко рванув в сторону, растерянно обернулась на завораживающий, замораживающий кровь в жилах звук...

Старая песенка ассэ-тэпхского барда о болоте Техио: 

Там в дали, в темноте, 
В глубине плотоядных болот, 
Тьма старинных оков
Где о смерти поёт,
Зла царица и тлена
Мертвецов к себе ждёт. 

Не ходи, о, послушай, 
Ты милый мой друг, 
Не вступай на болота, 
Вечно сумерки тут. 

Не ходи и не спорь, 
Не ступай на траву;
Коль те жизнь дорога, 
Избегай пустоту. 

Коль душа дорога, 
Убегай! Убегай!
И дорогу в болота
На века забывай. 

О, не слушай ты сказы
От глупых людей, 
Будто тут ничего, 
Будто полон затей
Этот странный оазис. 

Не слушай их, друг. 
Знай, что нынче их кости
Мертвецы жадно жрут. 
Там в дали, в темноте, 
В глубине плотоядных болот, 
Тьма старинных оков
Где о смерти поёт,
Зла царица и тлена
Всех глупцов к себе ждёт. 

примечание: душа* – душегубка. 

 

Продолжение следует...

Просмотреть полную запись