Угрюмый Холст

Всем привет!

Новый выпуск уже на аллодере, а вместе с ним и моё новое исследование пасхалок по нашей любимой с вами ММОРПГ Аллоды Онлайн! Сегодня мы с вами разберём очень тревожащую многих игроков, интересующихся пасхалками, отсылку. Впрочем, я уверена, что не всем о ней известно. Поэтому сегодня мы с вами, дорогие мои читатели, возьмёмся снова за Суслангер и разберём «Бесконечное лето»! Что же, предлагаю не медлить и начать прямо сейчас!

Саранг Мика

Мику имеет довольно забавное прозвище — «Девочка-оркестр». Она является единственным участником созданного ей музыкального кружка. Её характерные черты внешности хорошо наложились на образ зэм в Аллодах. Ну, и, конечно же, цвет волос. Куда уж без него? Да и имя сильно в игре не меняли, поэтому отсылочка (как и все пасхалки «Бесконечного лета») довольно прямые. Впрочем, что интересно тут отметить, так это отсылку в отсылке. В принципе очевидно, с кого списан портрет Мику в «Бесконечном лете» — с Мику Хацунэ — японской виртуальной певицы. Это следует не только из имени, не только из внешности, но и из её прямой связи с музыкой. Такие вот дела. 

Маас Юлээ

Она же Юля в «Бесконечном лете». Выбор класса героини не случаен, ведь её прототип — неко-девушка, с ушками и хвостиком, всё как полагается. А прайдны наиболее близко соответствуют подобным запросам, как ни посмотри. Любопытно тут и то, что сама Юля тоже оказывается своего рода пасхалкой, что, впрочем, правдиво для всех пасхалок из «Бесконечного лета». Видимо, плотрайтеру игры очень хотелось собрать в одном месте гору и ещё одну тележку отсылок. Зачем? Хороший вопрос. Только вот ответа я вам сказать не смогу, так как сама не знаю. 

Возвращаясь к отсылке в отсылке. Для тех, кто не в теме, Ычан — старейший из ныне существующих русскоязычных имиджбордов. А ЮВАО-тян (наша Маас Юлээ, или просто Юля) — один из его персонажей-талисманов. И её внешность абсолютно аналогична, как и роль, впрочем, — героиня рассказа... Не особо стремящаяся занять главную роль. 

Лена Тихонова

Да здравствуют сиреневые хвостики, или как вы не запалились с пасхалкой. Как-то так хочется озаглавить эту героиню, да и других вообще-то тоже, но эту особенно. Её же прототипом стал первый из действительно популярных персонажей-талисманов уже упомянутого ранее Ычана — Уныл-тян. Да, соглашусь, название забавное, но именно так окрестили плачущую девочку с фиолетовыми хвостиками. Вот почему её персонажу в новелле и игре дан лёгкий меланхоличный оттенок. Она очень печальна. Утешьте её, кто-нибудь

Уля Советующая

Ульяна, или девочка-ракета, или (внимание, не смейтесь) СССР-тян. По оригиналу она — первый из персонажей-талисманов Двача. Девочка низкого роста, с красными волосами, собранными в два хвоста, озорная и не всегда осознающая возможные последствия своих проказ. Именем Ульяна её окрестили в честь самого советского, что только можно представить, не вдаваясь в детали — В. И. Ленина, чьей настоящей фамилией была Ульянов. Да и вообще, что может быть более советского, чем такая девочка в лагере Империи, которая сама по себе является одной большой отсылкой к Советскому Союзу? Разве что её раса немного портит всю прелесть этой картины. Зато гибберлинг подчёркивает и рост, и характер Ули. Так что здесь тоже не всё так просто. 

Как по мне, так Уля — самый забавный персонаж. А ещё от неё веет жизнью, а не плесенью и грибами с липовым мёдом, как некоторые думают. На эту девочку даже просто смотреть приятно.

Славяна Ясенева

Славяна Ясенева, она же Славя в «Бесконечном лете». Согласитесь, опять очень хитрая и сложная кодировка имён, чтобы никто не понял и никто не заметил. Но мы-то с вами всё видим и всё знаем! Славя — это милая девушка с длинными светлыми волосами, пронзительными голубыми глазами и мягким характером, добрая и ответственная. Её образ вполне удачно воплощён в Аллодах, внешнее сходство соблюдено, да и её раса тоже идеально ей соответствует. Ведь имя Славя связано с чем-то определённо «славянским». А раса кании в мире Сарнаута является чистой отсылкой к славянам. Изначальный же прототип героини был создан Ычаном и имел наименование Славя-тян.

Алиса

Ну и куда же мы с вами денемся от Алисы, практически главной виновницей всей этой суеты, а также невыносимо долгого бегания по имперскому лагерю на Суслангере, где нельзя использовать скакунов, и из-за этого всё происходит очень и очень долго. Пока добежишь... Пока вернёшься... Так вот! Персонаж Алисы появился, конечно, не только в последнем крупном обновлении, он был и раньше, но сейчас мы рассмотрим её в контексте «Бесконечного лета», ведь, как удачно, скажите, в нём есть девушка по имени Алиса! Там её зовут Алиса Двачевская. Почему Двачевская? Всё просто. Потому что её протопип создан Двачом и имеет также очень оригинальное название Двач-тян. Алиса добра, боязлива и наивна, а ещё стеснительна и неопытна в любви. У неё двойственная личность, в ней сочетается плохо сочетаемое. Ведь несмотря на свои внутренние довольно-таки романтические качества, она хулиганка и любит разными методами подкалывать людей, а также частенько не желает следовать правилам лагеря. 

Шурик Эврикин

И тут у нас внезапный дубль два! Как оказалось, уже описанный в пасхалке ранее Шурик имеет в себе грань «Бесконечного лета», и, только уже изучая глубже его, мы уходим к описаниям персонажа советского кино. Шурик — коротко стриженый блондин, носит очки, а ещё очень увлечён наукой. Он также не очень общителен, как утверждает игра. Впрочем, общий язык со следующей нашей жертвой пасхалок он всё-таки успешно находит! 

Читать о Шурике

Электроник

Здравствуйте, приехали! Ещё один персонаж из уже отгремевшего выпуска, который всё равно вынужден появиться здесь, но только затем чтобы снова исчезнуть. Электроник — не просто отсылка к персонажу из советского кинематографа, он — герой «Бесконечного лета» (хотя его прототип очевиден, согласитесь). Он является второстепенным персонажем, а потому ему уделяется не так много внимания. Вместе с Шуриком он даже образует кружок кибернетиков, в котором друзья проводят большую часть времени, собирая своего робота, чем-то смутно похожего на прайдена. 

Читать об Электронике

На этом на сегодня всё. Я с вами прощаюсь, так как моё маленькое исследование Сарнаута на этот раз подошло к концу. Здесь описаны основные персонажи, на которых, я считаю, было просто необходимо заострить внимание. Однако возможно, в будущем я немного дополню их список в какой-нибудь пасхалке смешанной тематики. А пока я удаляюсь со сцены. Желаю, чтобы всё у вас в жизни было спокойно. Надеюсь, вы узнали для себя что-то новое или посмеялись, как это сделала я, с таких открытых Ctrl+C и Ctrl+V. В любом случае это исследование было увлекательным. Оставайтесь с нами и ждите новую подборку пасхалок в следующем выпуске

Ваш Холст

Просмотреть полную запись

И снова здравствуйте.
Мы наконец-то выпустились, а что же это значит? Это значит, что настало время новой подборки пасхалок, запрятанных заметно и нет в наших любимых до срывов на ненависть Аллодах Онлайн. И сегодняшний набор обозреваемых персонажей немного отличается от моих предыдущих композиций, потому что в этот раз мне захотелось объединить пасхалки из разных уголков Сарнаута в одной подборке. Что же? Начинаем! 

Суслангер – Пионер лагерь «Дюна»

Михаил Сехин и Антон Кузнецов

По прибытию в лагерь «Дюна» вам могли встретиться сразу же два реально существующих персонажа, НПС которых теперь есть и в игре. А именно – Комьюнити-менеджер Михаил, которого больше знают как Acceptor те, кто часто посещает Форум игры либо засиживается в Discord-сообществе. Рядом же играет на гитаре и громко распевает всяческие знакомые мотивы Антон Кузнецов, который знаком игрокам больше как продюссер игры.

Что самое интересное – у одного НПС хадаганец, но с канийской фамилией, а у другого каниец, но с хадаганской фамилией... Не находите это странно-подозрительным? 

Кстати, интервью с ними обоими ранее публиковались в Вестнике  
 

Чемодан Бедных

Недалеко от центра лагеря располагается красивый фонтан, на котором сидит и скучает некий Орк-диктор по имени Чемодан Бедных. Орк переодет в пионерскую форму, что явно значит – он пионер, а не просто «мимо-проходил да посидеть решил». На самом деле это отсылка на многим известного Орка Подкастера – того самого, который снял клип и спел хит всех времён и народов «Слишком бедный для Аллодов».
Как это «не известен он, не ври»? В смысле – вы не слышали эту хитяру? Тогда скорее послушайте! 

Кстати, после выхода глобального обновления 12.0 Орк Подкастер даже снял видео-ролик, где осветил себя самого в игре. Почему в 12.0? Потому что Чемодан появился в лагере одним из первых – с ним можно было поговорить, подать ему золотой и просто постоять рядом, для мебели. 
 

Фабрика Грёз

С этими творческими ребятами было даже связано пару заданий в цепочке сюжета, который вышел в рамках обновления 13.0 «Врата Миров». И все ребята, которые представлены как участники Фабрики Грёз – это реальные игроки. Кстати, они все есть в списках волонтёров на официальном сайте игры: раздел «Фабрика Грёз»  
А теперь давайте познакомимся с ними по порядку. 

Руководитель проекта Ник. Версин

Пообщавшись немного с руководителем проекта в игре через закреплённые за ним диалоги, нам становится понятно, что этот молодой человек – та ещё загадка. Ведь уже само имя с точкой начинает щекотать воображение: Николай, Николя, Никита, Никто? На самом деле всё очень просто – данный НПС принадлежит Никите Канарскому. Да-да, тому самому Никите, который в официальном сообществе игры социальной сети «Вконтакте» более известен ещё как ивент-гуру и почитатель Владычицы Умойра  

А в Discord-сообществе вы можете его встречать под никнеймом Demiverse. Конечно же, у Никиты есть игровой персонаж – ищите на сервере Молодая Гвардия под никнеймом АзъЕсмьХаос.

Режиссёр Саранг Кло-Уни и Сценарист Негус Элэ-Лери

А вот эта парочка девушек – конечно же также существующие в игре персонажи. Саранг Кло-Уни – талантливый саппорт сервера Наследие Богов под никнеймом Клоунчик, в миру Татьяна. А Негус Элэ-Лери – замечательная и юморная некромант сервера Молодая Гвардия под никнеймом ДаркЭллери, в миру Вероника.
*Надеюсь, девушки не против, что их имена были озвучены...

Подойти и пообщаться с этими НПС в лагере «Дюна» также можно в любой момент, кроме, конечно, времени, когда в игре проводятся профилактические работы. И знаете, на первый взгляд вроде бы всё хорошо... Но чего-то не хватает? Не кажется? Да, именно реплик не хватает! Ведь почему в Посёлке жители ежеминутно орут об избранном, аж тошнит уже порою. А девушкам реплик не добавили. Хотя бы совсем небольших... 

Манапликатор Иавер Скел

Этот персонаж расположился в тени большого дерева, да ещё и у освежающего фонтана, шум которого перебивает повседневную суету пионеров и даёт сосредоточиться над работой. Конечно, как вы можете догадаться, у Иавер Скела также есть реальное воплощение (а так можно говорить?), а также игровой персонаж, обитающий на сервере Вечный Зов, под ником Скелорд. 

Кстати, вы могли также встречать его и на просторах социальной сети «Вконтакте» – довольно юморной паблик «Весёлый Уголок Скелорда» периодически радует своими тонкими шутками и мемами  

Актёры: Андрей Соколов, Иавер Джад и Наволод Ипатьевский

Ещё одна группа в полосатых кульпальниках... Пардоньте, группа участников «ФГ» располагается недалеко от полотна, на котором транслируют синему. Актёры! Куда же без актёров, которые своим мастерством, своими действиями и эмоциями позволяют погрузиться в ту или иную историю – Андрей Соколов (тут вспоминается старый советский фильм «Финист – ясный сокол» и эта игра слов: Сокол ты, Орлов! Орёл ты, Соколов!), Иавер Джад и Наволод Ипатьевский. Давайте по порядку.

Андрей Соколов – в игре это персонаж под никнеймом ЗилотФеникс, сервер Наследие Богов. Иавер Джад – Джеадеит из сервера Молодая Гвардия. И Наволод Ипатьвский – это, конечно же, тот самый веселый нуб! Не узнали? Ну тогда переходите по ссылке – там и ознакомитесь с пабликом этого юморного человека  Кстати, играет он на сервере Нить Судьбы под никнеймом СарангХоксер.

И, так же, как и в ситуации с Режисёром и Сценаристом – ребятам явно не хватает каких-то реплик, а-ля разговор между собой, о своём, о женс  актёрском.

Суслангер

Александр ди Раз

По просьбе одного из комментаторов моей прошлой статьи добавляю в этот выпуск весьма любопытного нпс — Александра ди Раз, более известного в своих кругах, а особенно кругах Вестника, как Раздача. Как описывает его игра, «странное разумное существо с оранжевыми глазами», этот эльф не выполняет каких-то важных функций в цепочке квестов, однако радует людей своей необычной историей появления, то есть принадлежности своего прообраза к реальному человеку, ныне живущему и здравствующему.

Принадлежит этот нпс к дому ди Дазирэ и прячется в пустынях Суслангера, так что поискать его ещё придётся. Из интересного можно отметить, что о персонаже можно узнать больше, задав ему три вопроса. С прототипом нпс я лично не знакома, однако могу сказать, что вклад в Вестник им сделан значительный. Только на моей памяти им выпущен ряд тестов и кроссвордов, а ещё широко известные Дневники Сарнаутца. Вот такой вот любопытный персонаж поселился на Суслангере. Теперь вы с ним наконец-то знакомы, если до этого уже не были

Древний курган

Морана

Морана в Аллодах подписана как предвестница гибели. Это наталкивает на мысль о её странном сходстве с Марёной (тем более, что её же версиями имён являются Мара, Марена, Моржана), богиней в том числе смерти. А Морана ведь как раз является мертвячкой Кургана... Древнего Кургана, к слову, где её и можно найти. Марёна — персонаж славянской мифологии, что очень логично для контента Аллодов Онлайн. С её именем созвучны многие страшные слова «мор», «морок», «мрак» и даже «смерть». Богиню Морену побаивались, однако, уважали. Властительница мира Нави на самом деле дочь Сварога, Небесного Отца и Лады. У неё есть сёстры — веселая Лёля, богиня весны, и добрая Жива, богиня Лета. Однако, согласитесь, в их компании Марёна кажется уж слишком мрачной фигурой. Как же так оказалось? 

Былины гласят, что трое дочери Сварога и Лады были украдены Скипер-Змеем, посланником Хаоса. Они были превращены в страшных чудовищ и служили Змею, пока он не был повержен. Но даже после возвращения сердце Богини Морены осталось темным, поэтому она и ушла в Навь. Однако в отношении к ней людей видно, что Марёна не является исключительно злым персонажем. Наоборот, к ней часто обращаются за помощью в борьбе с болезнями. Такая вот неоднозначная богиня. 

Астральные острова

Лигейя

Третий босс астрального острова Скалы Сирен. Подобный ей персонаж встречается в сразу в двух источниках. Во-первых, в древнегреческой мифологии. Во-вторых, в одном из лучших и известнейших рассказов американского писателя Эдгара Алана По. Лигейя — это имя одной из сирен (по некоторым данным — одна из 50 нереид, морских нимф), которая также является демоном судьбы. Сказывают, что её тело выброшено на берег у Терины в Бруттии. В любом случае, какая бы из этих теорий происхождения данного босса не была истинной, везде её поджимает трагическая концовка... И в игре в том числе. Или вы не заворачиваете к ней, когда проходите остров? А вы зайдите-зайдите... Только не забывайте, что слепота — это признак приближающейся опасности, и вам лучше бы уносить ноги.
 

Левкосия

Ещё одна из сирен и ещё один астральный босс, если быть точнее, то второй, Скалы Сирен. Несмотря на малую известность данного персонажа, её именем даже назван остров напротив мыса Сиренусс, что этимологически и мифологически обусловлено. Тело Левкосии, по приданию, было выброшено на берег у Посейдонии. 
 

Мольпа

Финальный босс того же острова Скалы Сирен. И ещё одна сирена. Вроде бы логично для Скалы Сирен собирать на своём аллоде сирен, не правда ли? И все они "совсем немного" много монические. Последняя — Мольпа — даже вот обзавелась своим собственным демоном Безумия. 

Другое наименование Мольпы — "Пляска", что забавно перекликается с боссовой Пляской, а также тем, что в игре Мольпа — сирена танца, иначе — пляски. Кроме того, известно, что по мифологии она является дочерью Ахелоя и Мельпомены. Можно сказать, что в сравнении с остальными сиренами, встреченными мною в игре, об этой информации больше, однако всё равно, как вы видите, маловато. Но для общего, я думаю, представления хватит. 
 

Три богатыря

А вот в Ясногорье незаметно так затесались три богатыря. Вы можете их ассоциировать с получившим особую популярность у детей мультфильмом, а если быть точнее, то целой серией полнометражных мультиков о трёх богатырях. Но если мы копнём немного глубже, то обнаружим связь с картиной Виктора Васнецова. У неё достаточно простое и понятное название — «Богатыри»". А изображены на ней три русских богатыря: Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алёша Попович. Эти же персонажи — по совместительству — знаменитые герои народных былин и народных сказок. 
 

Избушка на курьих ножках

А вот на острове с названием Староглиновка в качестве первого босса вам определённо встретится Избушка, да не простая, а на курьих ножках и до ужаса подвижная. Во многих русских сказках фигурирует «избушка на курьих ножках» в качестве места, где обитает Баба-Яга. Похожую избу, можно, кстати, найти и в Темноводье, рядом с Ядвигой. Только там она мирная, то есть мёртвая и не причинит путник никакого вреда, в отличие от этой. 
Принято говорить о ней так: избушка на курьих ножках — это обычная изба, которая имеет куриные ножки, чтобы перемещаться в пространстве. По разным версиям и сказаниям может развивать достаточно большую скорость. Имеет одно окно и дверь. Поговаривают, что Баба Яга заклинанием приручила избу. Как мы видим, это прошло для психики бедного дома не без последствий.

Ещё один астральный персонаж, то есть босс, порядком изуродованный внешне. Его пристанище — руины Тлалькоа. Если мы обратимся к хронике World of Darkness, то неизменно наткнёмся на этого персонажа. По сюжету Горатрикс, к чему часто добавляют "Предатель", даже имел свой еретический Дом. Данного героя можно назвать исследователем, ведь на его не памяти, но совести не одно опасное открытие. Вероятно, эта его изобретательность и гибкость ума и помогла ему в итоге остаться в живых. Ведь полагают, что Горатрикс также встретил свой при столкновении с ужасным ритуалом в Мехико. Однако людям его Вселенной уже давно бы следовало выучить, что вампиры тысячелетнего возраста обладают вызывающей беспокойство склонностью переживать такие столкновения. А потому, кто знает, возможно, он переживёт и вас. Будьте осторожны при встрече с этим боссом

На этом всё. Откланиваюсь и благодарю за внимание

Просмотреть полную запись

Просмотреть полную запись

Не так давно закончилось празднование очередного юбилея Аллодов Онлайн. Многих порадовал новый сет одежды, достаточно красочный и яркий, кто-то продолжил фарм юбилейных монет и покупку ранее появившихся костюмов и окрасов. Я же провела некоторое время, с любопытством изучая пассажиров круиза, свезённых туда со всех уголков Сарнаута, надеясь отыскать несколько интересных отсылочек для статьи. И вот что нашла...

Горыныч

Речь, конечно же, идёт о том самом Змее Горыныче, который известен столь многим по сказкам. Давайте же копнём чуть глубже и узнаем немного больше об этом персонаже.

Змей Горыныч, а в нашем случае просто Горыныч, — это отрицательный герой русского фольклора, который служил силам зла и чаще всего похищает молоденьких красивых девушек, за что потом его и убивает положительный герой. Змей — по сути слово нарицательное, а вот Горыныч — прозвище и происходит оно от слова «гореть», более очевидно это по его названию в сербской мифологии — Змaj Огњени. Почему же его с огнём связывают? Потому что змей дышит огнём, из-за чего и опасен. 

Но не только в русской и сербской мифологии встречается этот персонаж. Хорошо он знаком и другим славянским народам. Вот, например, самые известные аналоги: змок (словацк. и чеш. zmok) или смок (польск. smok, белор. цмок), змий (в.-луж. zmij, укр. змій), змай (словен. zmaj, с.-хорв. змаj), змей (белор. и болг. змей). А вот советский фольклорист Владимир Пропп искал истоки образа Горыныча в волшебных сказках и их предшественниках — мифах. Ученый пришел к выводу, что первоначально чудище в виде змеи фигурировало в обрядах посвящения: «проглатывая» мальчика, «змей» выпускал наружу мужчину, наделенного магическими способностями охотника. До наших дней сохранились мифы, в которых герой выбирался из чрева чудища, вырезав у змея печень, разрезав ему живот или разведя внутри утробы костер. Так, по мнению Проппа, зародился мотив змееборства. Когда обряд ушел в прошлое, мифы превратились в сказки, а змея стали воспринимать как грозного врага.

Есть две основные функции, которые выполняет в сказках змей: утаскивает людей в царство мертвых или охраняет границу между мирами. Граница обычно проходит по огненной реке, у которой герой и бьется с Горынычем.
 

Светла

Предположительно, в Светле заключается образ богини Светлой.  Как минимум, такая теория имеет право на существование, и мне лично она кажется вполне правдивой. 

Светлая – это амазонка и богиня амазонок. Она воплощает идею скорости, полёта, «точного целеуказания», идеальной траектории, прицельного удара. Светлая — превосходный интуитивный тактик. При этом её иногда считают богиней стратегии, что, впрочем, частично искажает её сущность, но только частично. Изображается Светлая в виде воительницы с оружием, которое может быть тонким и изящным, или подчёркнуто неподъёмным. Иногда её рисуют крылатой, хотя здесь налицо смешение с образом её дочери, богиней победы Никой. Впрочем, в некоторых трактовка мифологии крылатая Ника – всего лишь младшая ипостась Светлой.
 

Иеро

Этимологически Иеро расшифровывается как святой, полный святости, священник, что очень хорошо отражается в роли этого персонажа как наставника храмовников, ведь они же священники и взаимодействуют с божественной магией света. Также параллель можно провести с "Иерро" — защитной способностью арранкаров, что обозначает "железо", "сталь" или "стальную кожу". Объединив эти два символа, мы получаем идеальный образ главного храмовника (ведь они носят исключительно латы, а латы — это словно стальная кожа).
 

Симаргл

Скорее всего под Симарглом имеется в виду Семаргл (Огнебог) – Вышний Бог, хранитель Вечно живого Огня и блюститель точ­ного соблюдения всех Огненных Обрядов и Огненных Очищений.

Семаргл принимает Огненные Дары, Требы и бескровные Жертво­приношения на древних Славянских и Арийских праздниках, особенно на Красногор, в День Бога Купала и в Вышний День Бога Перуна, являясь посредником между людь­ми и всеми Небесными Богами, как и его предполагаемый иранский прообраз Симург.

Это древнерусское языческое божество с неясными функциями, входившее в пантеон князя Владимира, по мнению большинства учёных — полубожественный персонаж. Изображается же он в виде собаки или волка с четырьмя крыльями. В Аллодах же он имеет человеческое лицо и скорее напоминает сфинкса. И всё же Огнебог Семаргл — исток животворящей силы, ибо без тепла и света нет жизни на земле. Вот как о нём поёт Птица Гамаюн (если вы не знаете кто это, то читайте мой прошлый выпуск пасхалок):

«И тогда одна искра малая на
Сыру Землю-Матушку упала.
И от искорки той занялась Земля,
и взметнулся пожар к небу синему.
И родился в вихре огненном
Семаргл — Сварога сын.
Ярый бог, словно Солнце Красное,
озаряет он всю Вселенную.
Сам он Свет, идущий от Солнца.
Он и Жар, и Сварожье Пламя!
Властелин Огня!
Он Сварожич — Огненный бог!»
 

Хассан ибн Хоттаб

Кто не знает старого доброго советского фильма «Старик Хоттабыч»? Вообще имя изменено по сути только на одну букву — ведь он Гассан. Так кто же он такой? 

Хоттабыч — это арабский джинн (и в игре он тоже изображён как джинн, но не в привычном для нас облике, а именно АО-шном). Как описывают его в книге? «Тощий и смуглый старичок с бородой по пояс». Несмотря на то, что, согласно религии, джинны являются нечистью, Хоттабыч очень добр, но бывает весьма вспыльчив, горд, любит иногда прихвастнуть. Способен на глубокую и искреннюю привязанность, а также, что немаловажно, обладает подвижным и лукавым умом. Также можно отметить, что этому персонажу более 3000 лет, многие из которых он провёл в заключении в лампе, откуда появлялся и исполнял желания, если её потереть. В принципе... Хоттабыч достаточно мирный персонаж, едва ли стоит его опасаться (тем более он зелёненький). 
 

Зефир

Так как аэды сами являются отсылкой к древним то ли грекам, то ли римлянам, то неудивительно встретить в игре некоторых божеств из мифологии Древнего Рима или Древней Греции. Согласно древнегреческой мифологии, Зефир — это бог и персонификация легкого западного ветра, бог весны. На картине Боттичелли изображён с кожей синего оттенка, из-за чего у меня мгновенно и возникла связь с круизным персонажем из Аллодов Онлайн. У него есть двое братьев, которые, к сожалению, в игре не отражены, или я их ещё не отыскала: Быстролетящий Борей [северный ветер], и Нот [южный ветер]. И, мне возможно, кажется, но наличие крыльев в одежде аэда прямо намекает на связь с воздушной стихией, то есть с ветром. 

Пока на этом я спешу закончить свою подборку. Больше интересных персонажей на круизе, увы, мною обнаружено не было. Сердечно благодарю всех за проявленное ко мне внимание. Надеюсь, вам было интересно читать эту статью. А если вы знаете ещё какие-то пасхалки, запрятанные в Сарнауте, то всегда можете ими поделиться в комментариях. Давай исследовать вселенную Аллодов Онлайн вместе!

Просмотреть полную запись

Увлёкшись пасхалками данной локации ещё в прошлом выпуске Сарнаутского Вестника, всеми нами горячо любимого и опекаемого, я решила провести ещё одно небольшое исследование и выявила ещё несколько интересных отсылок, спрятанных на Умойре. Некоторые из них более очевидны, некоторые менее — другими словами, всё как обычно. Что же, предлагаю начать наше маленькое приключение в мир пасхалок удивительнейшей игры Аллоды Онлайн!

Жар-птица

Образ Жар-птицы является знакомым буквально каждому человеку славянской национальности. Она является в детских сказках, запечатываясь в подсознании на долгие и долгие годы. В игре квест с незамысловатым названием «Жар-птица» на её добычу выдаётся в Вышгороде. Обитает же она на острове Залесский посад. Обратимся теперь к первоисточнику «персонажа». 

Жар-птица – это сказочная птица из славянского эпоса, воплощение лучезарного бога солнца и гневного бога грозы.

В народном воображении Жар-птица неразрывно связана с небесным огнем-пламенем, и ее сияние так же слепит глаза, как солнце или молния. За Жар-птицей отправляются сказочные добрые молодцы и к тому, кто овладеет хоть одним ее пером, приходит великое счастье. Одному ее перу цена побольше целого царства будет, а самой Жар-птице и вовсе цены нет. Но не только у славян есть этот образ огненной птицы. Древнегреческое предание о Фениксе, который, состарившись, взмывает в солнечную высь, зажигает от молнии свое гнездо и сам в том огне сгорает, чтобы потом возродиться. У немцев же такая же птица называется – der goldene Vogel, что основывается на прямой филологической и мифической связи золота с огнем и светом. 

Подводя итог, Жар-птица – необыкновенное создание, встречаемое в мифологии разных народов мира. В каждой из них её образу даётся схожая интерпретация. Однако все они имеют и нечто общее. Жар-птица – наш свет. При качественном разборе всех легенд об огненной птице можно выявить тот факт, что свет был главным во всём её образе.
Другими словами, Жар-птица – это птица света и чудес. 
 

Гамаюн

В Аллодах Онлайн это волшебное существо раздаёт игроку несколько квестов по цепочке, образ же его взят из мифов. Что же это за странный «зверь» и в чём его суть, его природа?

Гамаюн – в восточнославянской мифологии сказочная райская (ирийская) птица; вещая птица, поющая людям божественные песни и предвещающая будущее тем, кто умеет слышать тайное. В мифологии древнеславянских народов – одно из воплощений бога мудрости Велеса. Как правило, гамаюн знает всё на свете.

В восточной мифологии – священная птица, символизирующая счастье, богатство, власть (человека, на которого упадет ее тень, ожидают богатство, удача и т.п.).

Изображалась эта вещая птица обычно с женской головой и грудью. Такая себе полуженщина-полуптица, предвещающая гибели наций и хранящая секреты мироздания.
 

Лесавка

В ММОРПГ образ лесавок очень запоминающийся. Не даром же одной из вариаций питомца у шаманов является именно это прекрасное в графическом плане существо. Это практически обнажённые девушки с длинными вьющимися рыжими или тёмно-бордовыми волосами, рогами на голове и копытами, всегда окружённые лазурными бабочками. Однако настолько красивы они только в игре.

Обращаясь к прототипу, мы видим, что лесавки – это мелкие лесные духи славянской мифологии. Согласно одним источникам – это дети лешего и кикиморы, согласно другим – дед и бабка лешего.

«Они очень маленькие, серенькие, похожие на ежей. Обитают в прошлогодней листве, бодрствуют с конца лета до середины осени. Одеваются в одежки изо мха и листвы, поэтому могут маскироваться на деревьях и в кустах, оставаясь незамеченными. Иногда могут принять вид причудливых веток и коряжек».

Есть, впрочем, также и немного другой образ этих существ. Описываются как бледные очень высокие девушки с длинными чёрными волосами. В некоторых сказания они описываются нагими, либо в белых грубых рубахах, подвязанных осокой, бегают по глухим лесам, напевая песни. Могут заманить заплутавшего путника в непроходимую глубь леса и оставить одного на погибель.
 

История семьи Алира ди Тристес

Разбирая по очереди нпс, мне пришлось наткнуться и на этого любопытного персонажа. Порывшись в истории, я обнаружила преинтереснейшую параллель, на которую почему-то раньше не обращала внимания. Речь идёт о проклятии и обращении эльфов в вампиров. Вот краткая вырезка:

«Вторым домом, которого поразило это проклятье, был малый Дом Тристес. Глава этого дома Алир ди Тристес привез своей новой жене – Недоле Тьмущинской – в подарок зеркало джунской работы. На его беду, это зеркало оказалось могущественным и тёмным артефактом, обладающим собственной волей. Оно настроило Недолю против дочери Алира Аннет, и той пришлось бежать из дома. Аннет нашла приют у семи богатырей, которые жили в лесу, но и там Недоля отыскала её и отравила. Богатыри похоронили Аннет в хрустальном гробу.
Когда на этот остров вернулся жених Аннет Елисей, он убил Недолю и, найдя место захоронения своей невесты, разбил гроб. Увы, оказалось, что Аннет стала вампиршей.»

Теперь, думаю, понятно, к чему я клоню. А впрочем, здесь моя задача объяснять. Поэтому объясняю. Лично для меня здесь есть двойная отсылка. Первая – к Пушкину, вторая — к «Спящей красавице» Шарля Перро. Но остановимся на Славянском фольклоре. 

«Сказка о мертвой царевне и семи богатырях» — произведение А. С. Пушкина, которое любимо детьми на протяжении долгого времени. Вот почему мы все так хорошо его знаем. Запоминаемое в детстве с трудом забывается и в старости, не говоря уже о молодости и средних годах.

Если отбросить вампиров, то получится практически чистый сюжет истории, запечатлённой в классической русской литературе. Образ семи богатырей, хрустального гроба, возлюбленного, «спасшего» девушку, мачехи, которая невзлюбила падчерицу и вытравила её из дому, отравление Аннет и выпадение в бессрочный сон. Здесь же есть и волшебное зеркальце, правда, тут джунской работы. Все эти вещи и события перекликаются в мозгу с историей как А.С. Пушкина, так и АО. Только вот концовка здесь немного другая, не такая радостная и солнечная. Весь Тристес так и осталась вампиршей. Мало того, она же обратила в вампирство всех на аллоде, на котором проживала.
 

Кощунский и его имение

Имение данного персонажа является частью сюжетной ветки игры, поэтому там оказывается практически каждый. Отсылка здесь довольно проста, и под Кощунским кроется Кощей Бессмертный — некий худой, часто высокий старец, больше похожий на живой скелет. Он сидит в своем имении, путь до которого очень долог и непрост. По силе Кощунский превосходит многих древнерусских богатырей. Является буквальным олицетворением тьмы и зла. А смерть его сам Кощунский спрятал в игле. 

«Иглу ту вложил в селезня, селезня в зайца, а зайца в сундук, который повесил на черный дуб.»

Это описание части сюжетки Аллодов Онлайн точь в точь напоминает сказочную историю Кощея. И даже Василиса Хитрова является частью всего этого действа, девушка с говорящей фамилией и именем сказочной девицы, героини русских волшебных сказок, дарящей свою любовь главному герою, который побеждает Кощея.

На этом пока всё. Если Вам известно что-то ещё интересное о пасхалках, спрятанных в игре, то я всегда буду рада услышать о них в комментариях.

Спасибо за внимание

Просмотреть полную запись

Весь Сарнаут, как коробка конфет, под самый верх забит, заполнен и, даже можно сказать, переполнен пасхалками. Когда-то я писала о тех, что нашла в Темноводье. Но теперь моя коллекция открытий пополнилась ещё немного. Некоторыми из условных пасхалок мне хотелось бы с вами сегодня поделиться. За базу для открытий был взяты Дикие земли, в том числе прославленные Руины Ал-Риата, и здесь нашлось несколько интересных персонажей, о которых можно сказать чуть больше, чем говорит нам игра. Есть более очевидные моменты, а есть менее... В конце концов многие достаточно плотно знакомы с мифологией, особенно славянской, ведь сказки-то в детстве читали все. Поэтому некоторые существа могут уже не вызывать подлинного интереса. Так копнём же чуточку поглубже! 

Шуликун

Цитата

Было время, жили мы с лесовиками в мире. Но как поразила лес Проказа, они первыми с ума посходили, на людей кидаться начали. С ними держи ухо востро. Сами-то они хилые, только и могут, что из рогаток стрелять. Но как получат крепкого пинка - тут же в кусты с воплями. А на те вопли и лихо прийти может, и мордорог, и, не дай боги, звероящер. Так что если вспугнёшь паршивца - добивай его поскорее, пока пол-леса не привёл!

Обитая на Диких Землях, это чудаковатое существо привыкло к агрессии, хотя раньше само её и не проявляло. После Проказы всё покатилось к чёрту, и шуликуны стали злыми, они бросаются на прохожих и могут сильно покалечить. Но это же существо можно отыскать в русском, как это ни удивительно, фольклоре. Шуликун – это мелкий пакостник, демон, появляющийся на Святки. Любопытно, что эти существа и в самом деле чем-то похожи на человечков, только маленьких. Есть много теорий, кто же такие шуликуны изначально, как они появились и кем стали. Но в фольклоре чаще всего их связывают с водной стихией, а именно – с прорубью или болотом, откуда они вылазят на землю. В отличие от Аллодов, в литературе обычно упоминаются крючки как оружие этих демонов, а не рогатки. 
 

Лихо

Цитата

Эх, лихо одноглазое, горе-злосчастье... Ещё недавно я и сам думал, что это просто сказка, какой бабки детишек пугают. Да, видать, настало такое время, что самые страшные сказки сбываться стали. Может ли оно сглазить — того не ведаю. А вот злобоглазов призвать да счастливую охоту сорвать — это вмиг! Сторонись его. Не зря говорится в пословице: не тревожь лиха, пока лихо тихо...

Не буди Лихо, пока тихо! Лихо – тоже дикоземельное порождение. Представлено в виде высокого бородатого старика. Очень худого и с длинными бедными волосами, наполовину одревеневшего. В руке у него посох, светящийся синим, а на голове - разросшиеся рога. То же имя носит мифологическое существо славян. Правда, обычно к нему добавляют прижившуюся характеристику, и получается Лихо Одноглазое. Это забавно обыграли Аллоды Онлайн, потому что моб может призывать злобоглазов. Данное существо считается живым воплощением недоли и горя, оно отводит человека от добрых и благородных поступков, часто доводя до полного разорения. Ещё оно сбивает лесных странников с пути (как видно, не только жизненного). Да и вообще встреча с ним – знак не добрый. Правда, что ведутся некие споры на тему половой принадлежности мифического персонажа. Всё же чаще всего это сухая старуха, хотя игра нам и предлагает мужской образ. Поминается Лихо в народных поговорках и сказках. 

Людожор

Цитата

До того, как Проказа пошла, мы этих уродищ не сильно-то боялись. Они, конечно, большие да могутные, а только и слышно их за десять вёрст. Ежели такой появлялся где, всей округой на него с рогатинами выходили. Выгнали мы их отовсюду, они в чащи ушли, попрятались. А тут им, вишь, счастье привалило — столько народу по лесам туда-сюда шастает! Небось, со всего Умойра в пущу стянулись. Что про них сказать... Чародейству эти чучела не обучены, трюков никаких не знают, а только с такой-то силищей им это и не надобно — без магии одним пальцем кого хошь придавят. Держись от них подальше, вот и весь совет!

Этот монстр не сильно ловок, быстр и хитёр. Поэтому, до нашествия, его мало кто серьёзно боялся. Больно уж они, людожоры, шумные – издалека слышно. А значит, избежать не так уж и сложно. Порывшись на просторах интернета, я обнаружила разные вариации названий таких чудищ:
людорез, людоубийца, людогуб, людомор, людожор, людоед.
Это существо режет, убивает, губит, морит или пожирает людей. Чаще всего таких, как он, называют людоедами. Это же просто одна из версий, суть остаётся той же. Людожор выше обычного человека, и у него явно проблемы с головой. Так что лучше лишний раз к нему всё же не приближаться, коли своя голова ещё нужна. 
 

Горгулья

Цитата

Это был последний рубеж городской обороны: даже когда живых защитников уже не осталось, чародейские статуи продолжали сражаться. И по сей день в руинах можно встретить эти ожившие камни. Они слепо выполняют волю своих творцов, обороняют город, которого больше нет. Коли нарвёшься на такую, будь осторожнее: на них чары особые, твои удары тебе же вернут!

Наверное, ни у кого не возникает вопрос относительно сущности горгулий. Все знают о них по готическим соборам или хотя бы Героям Меча и Магии. Эти монстровидные существа, сотворённые из камня, имеют крылья навроде тех, что носит летучая мышь, а лица их искажены гримасой уродства и злости. Горгульи пришли к нам из средневековья, а прозваны так были за страшные звуки, которые издавали. Теперь они заселяют Руины Ал-Риата, мешая путникам собирать необходимые для сдачи квеста цветы, и нападают обычно группами, а не один на одного, что только усложняет дело. 
 

Огр

Цитата

Во времена Данаса, сказывают, Умойр так и кишел дикими орками да гоблинами. Сейчас их уже не сыскать: как разгромили орду Тугаринову, всех их до последнего перебили. А вот людоеды как-то уцелели. До сих пор они всё по лесам прятались, редким путником перебивались, а теперь им счастье привалило: тут, на Диких землях, им пир горой. Встретишь такого — бей побыстрее, пока в нём аппетит не разыгрался!

Ну, тут уж совсем просто. Особых открытий нет, однако маленькую справочку составить вполне можно. Огры встречаются далеко не только в Диких Землях. Игрок точно знаком с этими злобными, высоченными, наполовину обнажёнными чудищами, которые весьма неторопливы и не особо изворотливы, однако бьют, надо признать, сильно. Редко нападают в одиночку, хотя и до ужаса жадные до добычи.

Огров в игре часто путают с людоедами, а иногда даже и с троллями. И этому есть разумное объяснение: они и в самом деле очень похожи, практически идентичны, как минимум с людоедами. Огры пришли к нам из кельтской мифологии. Так называются безобразные злобные великаны-людоеды, отдающие в еде предпочтение маленьким детям. Не не думайте, что если вы уже не ребёнок, то они вас не тронут! Ещё как тронут! От похожих на них троллей их отличает зона обитания. Обычно они встречаются не в горах, как тролли, а в лесах, преимущественно – на болотах. Так, на Руинах Ал-Риата они находятся в лесной части недалеко от водоёма, чем-то напоминающем болотце. Они внушительного роста, а в качестве оружия используют дубины. Хотя и их уродливую физиономию тоже вполне можно считать своеобразным оружием. Ну кому приятно на них смотреть? Разве что добычу от убийства собирать. И то сомнительно. 
 

Лесная ведьма

Цитата

Ох, берегись их, не простые это старушки. Живут в самой глуши, дружбу водят не токмо со зверями лесными, а с такими началами, что от одной мысли поседеть можно. Может, и не всё, что про них рассказывают, правда — а только дураков проверять нет. Увидишь такую бабульку — обходи десятой дорогой!

Горбатая старуха, злая и одинокая, забравшаяся подальше в чащу от людей. Игра советует обходить её стороной, чтобы не нарваться на неприятности. Внешне она, конечно, мало привлекательна, но очень интересна. Имеет сиреневатый оттенок кожи, довольно высокая, с огромными когтистыми руками и седыми волосами до самых пят. Одета она в тряпьё и носит на груди мешочки с ядовитыми травами, а на шее – ожерелье с красным камнем. В руке у неё всегда посох, украшенный черепами и зелёной горящей свечой. Лесные ведьмы встречаются и в славянских поверьях. Принято считать, что ведьмы – это ведающие женщины, олицетворяющие магию и колдовство, коими не владели обычные люди. А уходили они подальше в лес для того, чтобы никто им не мог мешать приобретать новые знания о природе. Видимо, так было и во Вселенной Сарнаута, покуда туда не пришла Проказа и не озлобила всё живое. Теперь к такой старухе, имеющей общие корни с известном всем без исключения бабой Ягой (которую все мы знаем как Ядвигу из Темноводья), лучше не приближаться, если, конечно, жить хочется. И детей к ней тоже лучше не подпускать. Мало ли что может произойти. А так вообще супер колоритный персонаж, которым можно откровенно любоваться... 

На этом пока всё. Возможно, увидимся в других номерах, если я найду ещё что-нибудь интересное и захочу этим с вами поделиться
А если у кого-то есть свои интересные замечания, то буду только рада услышать их. Ведь нет ничего интереснее, чем исследование мира Аллодов Онлайн. Так давайте вместе расширим немножко наш кругозор и узнаем немного больше!

Просмотреть полную запись

Незебград – поистине удивительный город. Он никогда не спит ночью, ровно как и лигийская столица – Новоград – но, в отличие от неё, он не уютен, как сельская провинция, а величественен и торжественен в любое время суток. Архитектура зданий, улиц, имперцы, их населяющие — от всего этого веет уверенностью не только в завтрашнем дне, но и в завтрашней вечности и вечной же славе Империи.

«Империя никогда не падёт» – так обычно выступают и патриоты своего Отечества, и даже самые простые граждане. Впрочем. Кто из имперцев не патриот? Едва ли таких найдётся хотя бы с десяток. Именно на этой стальной уверенности всё было когда-то построено и держится здесь даже теперь, по сию пору. Вероятно, это и есть то, что называют шармом города, ведь он зачаровывает, охватывает создание и привлекает на свою сторону, не оставляя никому выбора на сопротивление. Вот почему мне кажется, что Незебград прекрасен в любое время года и в любую же погоду, хорошую или плохую. Для него нет ничего, что он не сделал бы торжественно-прекрасным. 

Суровое незебградское небо сгущало краски, будто бы акварельные, принимая оттенки тяжёлой стали; тучи казались слишком тяжёлые, в них скопилось так много то ли дождя, то ли снега, что они буквально провисали, почти цепляясь макушками за кроны деревьев. Холодало. Дул ветерок, шелестела высохшая листва, смерзшаяся крупными комьями, скрипели почерневшие деревья, покачивая своими острыми голыми ветками. Они размешивали гущу небес. 

Вечерело.
Худенькая девушка в лёгкой куртке из грубой рабочей ткани, которая досталась ей ещё от отца, умершего много лет назад, сидела на холодной бетонной лавочке у парадной дома на окраине имперской столицы, дрожа от окутывающего всё тело холода и обхватив себя руками за плечи, дабы хоть как-то согреться, чего-то ожидая. Она сама плохо понимала, чего, хотя и имела смутное представление своих намерений. Просто сидела и ждала чего-то, и даже не было понятно, чего именно. В конце концов она вновь решила попробовать посетить библиотеку, где работала и когда-то случайно повстречала писателя, но пойти туда ей хотелось не в качестве сотрудницы, да и сегодня у неё был выходной, а в роли посетительницы. 

О какой-либо надежде или логической последовательности действий не могло идти и речи, впрочем, с практически нулевой вероятностью юная особа всё равно решила испытать Судьбу, кто знает, быть может, она и в этот раз будет к ней благосклонна и сможет помочь. Ведь по сути сам сарнаутец ничего не может сделать, даже добро, для этого ему тоже нужна поддержка и своеобразное разрешение; иначе же, как не пытайся – все старания пойдут прахом. Вероятно, в наших поступках периодически, а иногда и очень часто, не хватает рассудительности, однако, это нас зачастую и выручает. Сами не зная как, мы творим невероятные дела, успевая только удивляться собственным свершениям.

И вот, полностью положившись в этот раз на Судьбу и Удачу, подруг близких, но столь разных и непохожих друг на друга не по сути, но по принципам, молодая искательница счастья хотела уже было подняться с лавки и выдвинуться в желаемом направлении, но тут же на кое-что обратила внимание, что заставило её быстро вернуться в реальность, из которой она на какое-то время выпала. В распахнутой старенькой телогрейке едва ли могло быть тепло, но орк, шедший по направлению к парадной и вида не подавал на хоть малейшее ощущение холода. Быть может, он так ушёл в свои мысли, что уже давно перестал ощущать и видеть окружающую его среду. Тяжёлый взгляд уныло смотрел на небо, словно размешивал его чайной ложечкой, растягивая облака в продолговатые серые, завивающиеся на концах, перья. 

— Ты зачем пришла? — удивился товарищ, приметив замерзающую хадаганку. 

— Куда? — не поняла она. 

— Твой дом расположен не здесь, если ты забыла, — хмыкнул орк. 

— Да? — хадаганка в удивлении вскинула брови и закрутила по сторонам головой, а затем, потупив взгляд, выдавила из себя виноватое. — Действительно... Я как-то не заметила... 

— И как ты умудряешься только, а? — лишь развёл руками имперец.

— Не знаю...

— Не зайдёшь? — ненавязчиво поинтересовался орк, кивая головой на тяжёлую металлическую входную дверь. — Я смотался на Айрин тут недавно, прикупил пыльцы фей. Говорят, что с ней отличный чай получается, айринцы вместо сахара его добавляют. Круче мёда светолесских пчёл и не так дорого, как ал-риатский.

— Да нет, я, пожалуй, пойду... — виновато пробормотала хадаганка, теребя пальцами выбившуюся из-за уха рыжую прядь, завитую на конце. — У меня дела есть, я просто задумалась что-то... 

— Вот и пришла? — с сочувственной улыбкой угадал орк. 

— Вот и пришла, — согласилась она. 

— Ну ладно тогда, — грустно усмехнулся товарищ. — Надеюсь, вскоре увидимся с тобой. Приходи, с товарищами сходим, потусуемся в Оке. Хоть встретишься с ними, а то поди уже и лица все позабывала. Видишь одну только канийскую физиономию.

— Он не каниец, — запротестовала рыжая, и алая краска резко ударила ей в лицо, прелестно припудрив даже маленькие, слегка оттопыренные, ушки. Что ни говори, а принадлежность к Лиге здесь всё-таки из веков в века порицалась и осуждалась не только на уровне общества, но и государства в частности. 

— Да-да, конечно. Он настолько же не лигиец в душе, насколько я эльф из благородного семейства ди Дазире, — рассмеялся имперец и не спеша двинулся к входной двери, обернувшись уже только на пороге и проговорив. — Беги давай по своим делам, рыжая чудачка. Только в неприятности со стражниками астральных портов больше не вмешивайся. 

— Обязательно... — неохотно пробурчала в ответ хадаганка и направилась в обратную от дома сторону. 

Путь к библиотеке лежал через промзону. Это было далеко не самым приятным маршрутом, к сожалению, но самым коротким. Пожалуй, самой неприятной его частью являлось обилие воронов и крыс. Приятно знать, что лигийские шпионы предпочитали для диверсий выбирать другие закоулки, и хоть здесь их не нужно было опасаться. Однако обилие голодных незебградских паразитов удручало и немного пугало. Кто знает, на что способно одичалое создание? А если их будет стая? Вот почему хадаганка двигалась практически бегом, лишь бы поскорее покончить с неприятными кварталами, которые, надо сказать, были ровно так же, как и всё в столице Империи, удивительно большого масштаба. Словно в каждом из районов могло поместиться по целому Суслангеру, при этом с амброзиевыми змеями, скорпионами и всеми прилагающимися дружелюбными прелестями. 

***

В библиотеке она, конечно же, никого не встретила, хоть и провела там добрых три часа, правда, не без определённой доли удовольствия. В конце концов, книги были вечными спутниками её жизни, а потому их компания если не радовала и воодушевляла в таких удручающих ситуациях, то хотя бы успокаивала. Теперь молодая имперка просто сидела в читательском зале, раскрыв наугад последний выпуск «Дневников сарнаутца». Она даже не вчитывалась в слова, впрочем, в этом и не было необходимости, ведь она читала все части дневников в тот самый день, как только они оказывались в библиотеке. А так как библиотека, где она сейчас находилась и вообще работала, была крупнейшей в Империи и носила имя Яскера, то здесь все новые книги появлялись быстрее, чем где бы то ни было. Хадаганка обхватила голову ладонями и просто смотрела пустым взглядом на страницу, пестрящую крупным маслянистым чёрным шрифтом с красными заглавными буквами в начале каждого из абзацев. В голове её метались в разные стороны, постоянно сталкиваясь друг с другом, разные мысли – одна другой хуже.

Что ей теперь делать? А имеет ли она вообще хоть какое-то право что бы то ни было делать? Что даёт ей полученная травма? Знание о причине травмы писателя? Но какое отношение это имеет к его романам? А к ней? Неужели именно влияние такой особы, какой была невеста этого сарнаутца, сделала его книги такими... Безжизненными? Та хадаганка сказала, что невеста имела странную способность собирать в себе несочетаемые черты. Возможно, именно это никак не позволяло писателю обрести столь необходимый его тонкой душевной натуре покой. Судя по всему, именно эта невеста стала причиной явно патриотских оттенков в сюжетах романов хадаганца.

Он пытался ей соответствовать, хотел ей угодить, и, вероятно, просто надеялся понять её, но так и не понял... 

Невозможно писать о том, чего ты не знаешь и чего не чувствуешь так, чтобы позволить другим сарнаутцам ощутить это удивительное чувство искренности мотива. Так и он столько времени метался между двух огней, выбирая между тем, что нравится его сердцу, и тем, чего от него ожидала возлюбленная. А потом ещё эта ужасная травма... Нет, это было слишком сурово, слишком жестоко. Это было бесчеловечно. Она не человек. Это точно. А настоящий зверь, раз решила так поступить и с ребёнком, и с женихом, чтобы воспитать последнего... Какое-то сумасшествие... 

— Я ничего не понимаю... — тихо простонала хадаганка, захлопывая книжку и откладывая в сторону, а потом плюхаясь на предварительно вытянутые вперёд руки. — Объясните мне кто-нибудь... 

Она осознавала, что вмешиваться в судьбу сарнаутца, которого она едва знает, неправильно. Нельзя насильно заставить кого-то принять твою помощь. Любые насильственные методы ужасны. Их нельзя допускать ни в коем случае к исполнению. И даже если тебе очень хочется кому-то оказать помощь, поддержку или проявить сострадание, нужно сначала понять, нуждается ли он в этом. Но что делать, если помочь так сильно хочется, а ты не имеешь никакой возможности даже просто спросить, может ли она быть полезной... Тогда остаётся только либо забыть то, что тревожит, переключив свой мозг на другие насущные проблемы, либо идти напролом, забив имперский болт на всякую логику. Будто она кому-то нужна? И вправду... Зачем думать о чём-то, если голос разума всегда твердит зазубренные истины. Не лучше ли попытаться сердцем открыть для себя подлинную, свою правду? 

__________

В Сарнауте слишком много конфликтов. И все они имеют разный масштаб, но общие пути разрешения. И как существует многовековой спор между Империей и Лигой, так и существует в сердце каждого сарнаутца разлад между сердцем и разумом.

Просмотреть полную запись

Чем больше стремишься добраться до самой сути вещей, тем меньше замечаешь деталей, важных для понимания.
Возможно, в поисках истины важнее всего попытаться притвориться, будто это она ищет тебя.
В эмоциях безумствуя, слишком поздно понимаешь, как высока цена.
Это викторина с Судьбой, где ты всегда в проигрыше. 

*** 

Он ещё раз куда-то исчезал. На этот раз хадаганка уже не смогла уснуть, а потому внимательно следила за тем, как движутся минутная и часовая стрелки на часах. Один круг, второй, третий... Она не знала, сколько ей придётся ждать и даже не надеялась узнать, но сон всё равно не накатывал. 

Когда часовая стрелка описала четвёртый круг и уже плавно начала пятый, в дверь настойчиво позвонили. Гостья квартиры тут же подскочила на месте и быстро засеменила по коридору, стремясь открыть дверь как можно быстрее. Половицы скрипели под одолженными ей убитыми домашними тапочками с мятыми задниками и покоцанными помпонами. С широко распахнутыми глазами, она рваным, немного неуклюжим движением повернула замок и с энтузиазмом распахнула дверь, впуская в квартиру приятную уличную прохладу, которая поселилась этой зимой на лестничной клетке. 

Сначала хадаганка не поверила даже самой себе, но, спустя несколько секунд, пришла в себя и вопросительно вскинула брови, не без любопытства разглядывая стоящую на пороге рядом с её другом девушку средних лет с короткими угольными волосами и крупными глазами оттенка горького шоколада. Она слабо улыбнулась, после чего её лицо вновь приняло сосредоточенно-серьёзное выражение, и уверенно шагнула в квартирку. У хозяина жилища взгляд немного тревожно метнулся в сторону кухни, где на столе оставались ещё сладости. Гостья уловила это и быстро, но не менее изящно, с характерным звуком расстегивающейся молнии скидывая с себя чёрные сапоги по колено, скользнула внутрь квартиры. Абсолютно не понимающая происходящего в квартире, молодая хадаганка растерянно двинулась вслед за незваной посетительницей. 

В холодном белом свете, льющемся из окна, она выглядела довольно бледной, но слабый равномерный загар всё равно проступал на её коже. Чёрные волосы, глаза, ресницы и брови были будто бы написаны углём. Да и сама по себе гостья скорее напоминала сошедшее с полотен произведение, нежели живого человека, не хватало ей только знамени с имперский звездой и красного галстука. Приметив самый удобный из стульев, стоящих у стола, черновласая хадаганка на мгновение остановилась, осмотрелась, после чего сделала ещё несколько уверенных шагов и таким образом очутилась у самого окна. 

— Всё, что вы сказали, правда? — тёмные глаза метнулись к юной имперке, а вздернутый носик буквально с вызовом задрался ещё выше. 

— А что именно мы сказали..? — неуверенно пробормотала уже сидящая к тому времени на диване, нервно перебирая пальцами измятый край одежды. Ответом послужило лишь разочарованное прицокивание языком. 

— Нет, то что я сказал, это, конечно же, ложь, — сочувственно развёл руками орк. 

— Вы понимаете, как поступаете? — немного резко, в сравнении с её ранней интонацией, спросила гостья. 

— Конечно, понимаем, — кивнул головой товарищ. — Но вы ведь никуда не собираетесь убегать, да и мы ничего противозаконного не делаем. Вы пришли сюда сами и, пусть даже условно, по своему желанию. 

— И вы считаете, что я приехала в такую даль только ради того, чтобы чем-то вам помочь? Раз это не касается ни меня, ни близких мне людей, то... Впрочем, — хадаганка бросила задумчивый взгляд на собеседницу, после чего перевела взгляд на застрявшего в дверях с выражением полного недоумения на лице. — Хорошо, раз уж эта гниль земли Имперской ещё не находится при смерти и не желает сказать мне что-то, — она скривила лицо — жизненно важное, то я расскажу вам то, чего вы хотите знать. Давайте. Спрашивайте. Только побыстрее, мне нужно спешить на собрание рабочих. Сегодня же праздник инженера. Вся Империя празднует.

— Это касается одной хадаганки, которую Вы... Возможно знаете... Вот фотография.

— А на каких основаниях вы интересуетесь ей, я могу узнать? — полюбопытствовала черноволосая, беря в руки фотографию. 

— Нет, это личное, — отрезал орк. — Но я Вас уверяю, что в наших планах нет ничего, что могло бы повлиять на устройство Империи. 

— Ещё бы оно в вас было... Вы посмотрите на... А впрочем, неважно. Я поняла вас. Так спрашивайте. Что именно вас интересует? — чёрные глаза недобро прищурились, она поджала губы и нахмурила брови. 

—Дело в том, что есть сарнаутец, которому эта... она очень дорога... — со стороны слушавшей раздался презрительный смешок, но она не стала прерывать рассказ и кивком головы попросила продолжать историю. — Он страдает из-за того, что никак не может связаться с ней, я так думаю... Знаю, это вообще меня не касается и я, казалось бы, тут лишняя, но его мучают кошмары. Уверена, ему очень больно. Мне неизвестно, что между ними произошло, и вы в полном праве мне не доверять, но я прошу вас, умоляю, помогите ему! Он же просто тает на глазах, в нём затухает жизнь!

— Да вам в театр надо идти с такими актёрскими задатками, — закатила глаза хадаганка, презрительно фыркнув. — Знаю я этого вашего сарнаутца, — последнее слово она произнесла по слогам с нескрываемой долей отвращения. — Он разрушил её семью, из-за чего после поссорились и мы. Хотя мы никогда особо и не ладили между собой... Но всё же хоть какое-то понимание было. Он настолько же гнилой, как и сама эта... рыжая. Ничего не могу с собой поделать, не люблю рыжих, — она бросила быстрый взгляд на молодую хадаганку и добавила без всякого чувства вины. — Извините.

— Да ничего... 

Черновласая передёрнула плечами, ощутив на себе прикосновения ледяных рук Холода, и сделала несколько шагов по комнате, после чего устремила свой задумчивый взгляд в окно, где по небу плыли серые грустные облака, нависшие в эти смутные дни не только над Незебградом, но и над всей Империей. Она глубоко вздохнула и, с минуту помолчав, не спеша заговорила; её голос звучал депрессивно звонко и лишь временами дрожал, срываясь, глотая буквы в накатывающем неудержимом потоке эмоций. 

— Она не была самым близким мне человеком в Сарнауте. Да и вообще, по правде сказать, я бы предпочла с ней не знаться. Только вот наши семьи были слишком тесно связаны, — хадаганка говорила неохотно, но чётко, чтобы повторять второй и третий раз не пришлось. — Наши отцы, оба, работали в администрации Незебграда, а потому и нам приходилось часто встречаться. Да и учились мы, в конце концов, вместе. И всё шло гладко, мирно... У неё был хороший жених, с которым они вскоре планировали создать семью, зарегистрировав брак, хорошая работа, в которой она души, ну, или того, что она называла душой, не чаяла, но однажды...

Однажды с ней случилась катастрофа. Я бы назвала это умопомешательством, но, увы, оно произошло намного раньше, чем мне стало об этом известно. Она сошлась с этим отщепенцем. И не то что бы это казалось чем-то из ряда вон выходящим. Она всегда творила, что ей взбредало в голову. Не знаю, как и почему. Она была достаточно противоречивой особой, то мягкой и покладистой, то какой-то дикой и, что самое неприятное, лицемерной. Думаю, она сама себя плохо понимала. Глупая. Вот и всё тут. Так вот... В тот день я сбежала с работы, не обратив внимания ни на предостережение руководства, ни на жалостливые взгляды коллег. Да, я, может быть, далеко не самый лучший человек, но когда меня напрямую просят о помощи в сложной ситуации, не могу же я отказать. А она попала в больницу в тяжёлом состоянии. Она нуждалась не то что бы во мне, в моей помощи, а просто в ком-то, и тут так удачно можно было использовать меня. Конечно же, при таких обстоятельствах я не могла ей отказать. Пусть даже она мне и неприятна.

Залетев в её палату и растолкав по пути медицинских сестёр в белых халатах, на чьих рукава были вышиты крупные красные кресты с имперской звездой в центре, и с каменными лицами, я увидела её. Эту странную, бесноватую девчонку, которая всегда пыталась казаться строже, чем она есть, и была до ужаса капризная. Трудно описать, как она выглядела.

Это было зрелище далеко не из приятных. Как минимум, я бы, честно, предпочла этого не видеть. Дико бледная кожа оттенка абсента, растрёпанные волосы и покрасневшие от слёз глаза. Я пошатнулась и чуть не упала на колени. Психика тогда у меня была ещё слабенькой, а нервы не такими закалёнными, как бы там ни казалось со стороны. За что страдает практически ребёнок? Почему? Мне было непонятно. Слёзы душили, стягивали горло смертельной петлёй, и я уже совсем не разбирала, что творю. Тогда мне внезапно бросился в глаза мужской силуэт, отшатнувшийся от больничной койки.

Он показался мне смутно знакомым, но это был явно не её жених, того я, к сожалению, видела в лицо и не один раз. Уж слишком эта ненормальная любила похвастаться успехом в своей жизни, в том числе и удачной партией. Тогда она слабо улыбнулась мне и едва слышно пролепетала что-то слабым и изможденным голосом. Когда же я дождалась полноценного внимания с её стороны, то была, можно сказать, шокирована услышанным. То, что поведала мне она, казалось ещё более нелепым, чем все прошлые из её выходок. Мне захотелось пойти и принять душ, чтобы хоть как-то смыть с себя это противное, гладкое и липкое ощущение, сковавшее лёгкие. Она должна была родить ребёнка, но в последний момент решила, что должна от него избавиться. При этом, сделать она это решила...
Какое сумасшествие... Показушно... Чтобы он видел и понял, ведь это была и его ответственность.
«Но он не сумел доказать, что достоин» – так тогда она мне сказала. 

________________ 

— Твоя душа сгнила уже давно, я лишь только сейчас это полноценно поняла, и, боюсь, ей уже никогда вновь не зацвести пышным цветом. Нельзя любить могильные цветы. Ты именно такой цветок.

Просмотреть полную запись

Мысли есть причина всех наших поступков, но нам едва ли удастся узнать,
о чём же думает другой человек, предлагая нам помощь. 

Покинув квартиру в четырёхэтажном доме стиля яскеровского классицизма, молодая хадаганка слишком поздно поняла, что оставила там своё коричневое пальто, но и возвращаться назад ей тоже не хотелось. Чувство вины всё ещё довольно навязчиво напоминало о себе, едва ли не каждую секунду предлагая всё же с мольбами о прощении вернуться в дом и вернуть фотографию на место, ведь это как-никак воровство. А какой приличный гражданин Империи может совершить такой низкий поступок? Воровство противозаконно, но... Он же не сдаст её? Да и откуда ему знать, что такую незаметную вещицу взяла именно она? Может быть, он сам куда-то её убрал однажды и забыл. И всё же это можно было назвать воровством. Хотя признавать это хадаганка отказывалась, ведь не собиралась забирать фотографию навсегда, просто одолжила на неопределённый срок.

Она плохо понимала, что ей сейчас двигало, но чёткая уверенность, что происходящее требует её вмешательства, давала силы, чтобы забыть и откинуть все остатки логики. Но в голову всё ещё так же настойчиво лезли ненужные мысли, слова и образы сегодняшнего вечера, проведённого в чужой квартире. Щёки пылали то ли от морозца, пробирающего до костей, то ли от застрявшей в мозгу фразы, бессознательно раз за разом прокручиваемой в голове. Она слышала эти слова, а должна ли была? Это едва ли предназначалось ей, но от подобного высказывания даже у неё наполнилась тяжёлым, как страдания астральных демонов, сочувствием душа. 

Выудив из кармана фотографию, она ещё раз внимательно всмотрелась в изображение хадаганки примерно её возраста, как могло показаться, с нежными чертами лица, обрамленного витыми кудрями. На щеках играл лёгкий румянец, на коленях лежала толстая тетрадь, больше напоминающая дневник. Ручка плавно скользила по бумаге, выводя что-то смутно напоминающие буквы и закорючки, словно эльфийское письмо. Но таковым оно быть явно не могло, решила девушка, поскольку изображённая является хадаганкой и едва ли ей известны тайны удивительной магической письменности древних эльфов. На устах её сияла тёплая улыбка. В какой-то момент в мыслях идущей по улице проскользнула мгновенная зависть, но она тут же исчезла, тоже скрытая за слабой улыбкой. Улыбка – лучшее из прикрытий. И надежнейшее. Оно способно обмануть даже своего владельца. Запутать так, что он никогда не поймёт, где тут правда, а где кривда. 

— Она, вероятно, была очень хорошей служенницей своей страны... Судя по бросающейся в глаза нашивке у неё на рукаве... — прошептала хадаганка, выпуская изо рта клубящийся тёплый воздух, быстро растворяющийся в пространстве и уносившийся на небеса. 

Но холод давал о себе знать. А тонкая материя едва ли могла спасти юную особу от ветра да начинающегося дождя, ледяными каплями обжигающего кожу. Недолго думая, девушка спрятала фотографию и достала из кармана несколько джунских монет – ей нужно было срочно воспользоваться порталом, желательно ближайшим, чтобы сэкономить как можно больше времени. Расплатившись с хранителем, она ощутила, как тело медленно окутал холод – казалось бы, чего в этом странного зимой, но все сарнаутцы знали – именно так ощущается магия. Она будто бы окатывает ледяным потоком воздуха, который, касаясь кожи, тает. Вот почему во время летних развлечений и имперцы, и лигийцы так часто пользуются телепортом. Ведь вода на тропическом атолле пускай и прохладная, но ничто не дарит ощущения подобной свежести, какую образует магия. 

Уже минут через десять околевшая до самого дальнего уголочка своего существа хадаганка наконец шагнула в тёплую парадную четырёхэтажного серого дома на окраине города, за промзоной, где мало кто из слуг Империи желал бы поселиться... Но не у всех есть выбор.

Тёплый воздух приветливо принял её в свои убаюкивающие объятия. Старенькие двери со слабым скрипом открылись, впуская хадаганку на лестничную клетку первого этажа. На подъем до четвёртого этажа ушло минуты полторы, и вот она уже стояла здесь и смотрела на странное убранство и измалёванные непонятными яркими надписями стены. Удивительно, как кого-то за это ещё не привлекли к ответственности. А впрочем, возможно, дело было и в том, что на этом этаже сейчас жил только один орк, двое же его соседей недавно умерли. Поговаривали, что они не вернулись с Чемпионского Доминиона, наткнувшись случайно на одну из сильнейших гильдий.

Здесь царила атмосфера какого-то уюта, вызываемая то ли мягким жёлтых светом электрических ламп накаливания, окрашивающим все пространство в нежные охровые цвета, то ли этому способствовала частично выставленная в общий коридор домашняя мебель: потёртое большое кресло с бархатной алой обивкой, небольшой, слегка покосившийся чайный столик и фикус в большом глиняном горшке с изображением красной имперский звезды, а также целая свалка из коробок с книгами. Если так подумать, можно было бы решить, что на этаже просто-напросто поселился какой-нибудь домовой, вечерами усаживающийся в жёсткое кресло и листающий пыльные старицы старых выпусков Вестника, которые публиковало здесь ежемесячно местный имперский филиал. 

Но это было лишь простой фантазией. И вместо низкорослого персонажа детских сказок на лестничной клетке показался орк средних лет со слегка взлохмаченными кудрями с проседью. Его сосредоточенно-внимательный взгляд скользнул по пространству этажа и задержался на подозрительно легко одетой особе, с любопытством изучающей непонятного рода письмена на стене, едва различимые под слабым освещением временами гаснущей лампочки. 

Хмыкнув, имперец негромко окликнул гостью, отчего та сразу же смущённо одернулась и поспешила войти в квартиру, минуя благородно распахнутую ей дверь. Скинув с себя сапоги на коврике у входа, хадаганка уверенным шагом направилась в сторону необходимой ей комнаты, где её уже ждала чашечка ароматного чая с её любимой аммровской ромашкой и кресло с шерстяным пледом, в который хотелось закутаться до самых ушей. Больно уж холодно без пальто оказалось на улице, поэтому сейчас тишина, тепло и помощь верного друга как раз то, в чем молодая хадаганка очень нуждалась. 

— Ну, рассказывай, — развязно бросил орк, опускаясь в кресло и устремляя изучающий взгляд на подругу, с явным удовольствием забирающуюся на диван и кутающуюся в тёплый плед. 

— Да так... — отстранённо произнесла она, протягивая трясущиеся руки к чашке с горячим чаем и прикладывая обе ладони к стенкам. Тепло постепенно распространяется по всему телу и даже внутри, будто бы согревается сама душа. — Найти информацию по одному сарнаутцу надо... 

— Мужчине? — он вопросительно приподнимает брови, на губах играет хитрая ухмылка. 

— Мне в тебя подушкой запустить, или сам догадаешься? — проворчало существо, больше напоминающее живую палатку. 

— Понял, понял, — рассмеялся хозяин квартиры и даже приподнял руки, как бы признавая своё поражение. — Значит, ищем тайную любовь этого твоего недописателя с сомнительной репутацией, да?

Последние слова, хотя и прозвучали естественно мягко, зацепили гостью. Из-под покрывала показалась голова с ярко отразившемся на её лице недоумением. 

— О чём ты говоришь? 

— Ты же прекрасно понимаешь, о ком я, — фыркнул друг, и улыбка на мгновение исчезла с его лица. — Не надо разыгрывать меня. Мы всё-таки уже лет десять дружим, и мне бы не хотелось, чтобы какой-то эгоист преклонных лет, на котором ты помешана, разрушил воцарившееся за столь долгое время между нами доверие. 

Медовые глаза виновато опустили свой взгляд, а руки лишь сильнее сжали чашку чая. В глубине души хадаганка смутно понимала, что последние дни она слишком мало времени уделяет своим друзьям, они перестали встречаться, вместе ходить куда-нибудь, даже чтобы банально пожаловаться на жизнь.

И ей было до ужаса стыдно за это сейчас, когда она осознала всё в полной мере, ведь негодование так легко читалось на лице собеседника. 

— Мы тебя вообще почти не видим, — развёл руками орк, с укором взирая на сидящую фигуру. — Ты будто бы исчезла из нашей жизни. А мы не хотим этого, понимаешь? 

Кивок. Но виноватая улыбка так и не коснулась губ юной особы, у неё просто не хватило на это сил. 

— Ладно... — со вздохом протянул он, взлохмачивая шевелюру и придвигаясь ближе к ней. — Говори, кого искать будем. 

— Могу дать фотографию, и это, если честно, всё, наверное... — неуверенно проговорила гостья, никак не решаясь поднять взгляд на друга, и вновь скрылась под слоем покрывала, почти исчезнув из виду. Лишь на секунду оттуда высунулась рука, протягивающая украденное изображение. Лёгкие шаги, и он ловким движением пальцев изымает фотографию, с пристальным вниманием упираясь в неё взглядом и слегка прикусывая нижнюю губу от нервного напряжения. Затем слышится обречённый вздох и скрип закрывающейся двери комнаты. 

Из-за окна доносились слабые, неуверенные аккорды и тихий девичий голос, напевающий какие-то незамысловатые строчки из песни. Видимо, кому-то из соседей не было чуждо искусство. Музыка расслабляла, снимала напряжение. Хадаганка не знала, сколько ей придётся ждать друга и даже точно не могла сказать, куда именно он пошёл. Но вмешиваться в это, она понимала, не стоило. Раз уж она обратилась за помощью, не нужно лишний раз мешать. Надо просто сидеть и послушно ждать. А ещё лучше постараться не думать, чтобы было не так стыдно за свои нелепые действия. 

Вскоре хадаганке удалось задремать, проснулась она уже только от голоса друга, раздавшегося вместе со скрипом входной двери, нарушившего идеальное молчание сонной квартиры, в которой теперь уже даже не были слышны и аккорды. 

— Я кое-что смог получить, хотя этого не так уж и много, но тебе это явно понравится, — в глазах паренька заиграли озорные огоньки, — Хотя что-то мне подсказывает, что лучше бы тебе в это не лезть... 

— Говори, — уверенно кивнула хадаганка. — Я хочу знать. 

— Есть некая особа, с которой тебе, возможно, будет интересно поговорить. Они вроде как учились вместе, но, конечно, за стопроцентную достоверность информации не отвечаю. И что ещё важнее, я знаю, где её найти. 

— А как ты?.. — шокировано начала хадаганка, но тут поспешила себя прервать и благодарно улыбнулась другу. Перспектива узнать что-то стала потихоньку воплощаться из гипатского призрака в живую плоть и кровь. 

__________________ 

— Зачастую Судьба преподносит нам неожиданные подарки именно тогда, когда мы меньше всего их ожидаем. И не всегда эти подарки то, в чём мы, по-нашему мнению, нуждаемся. Но Судьбе ведь лучше знать. Доверься ей и просто плыви по течению Жизни. 

Только не захлебнись в этом бесконечном океане горечи, который сам же для себя зачем-то создал. Ведь так легко пойти ко дну, если ты не осознаёшь последствия...

Просмотреть полную запись

— Ты неизлечимо болен. 
— Тогда останься с больным. 
— Ты хочешь, чтобы я заразилась от тебя этой лигийской чумой? 
— Разве я совсем безнадёжен? Неужели совсем ничего нельзя сделать? 
— Ты больше не сын Империи, а значит, я тебя больше не знаю. 

***

Тихие шаги растворялись в пустыне коридорного пространства, неспешно направляясь в сторону кухни. Ступни в тёплых носках из шерсти аммровских овец бесшумно скользили по ламинату, плавно приближаясь к конечной цели маршрута — кухне. 

Небольшого размера обеденная встретила гостью головокружительным ароматом эльджунской мяты и корицы, от красочного, но невообразимо нежного сочетания которых у девушки даже слегка закружилась цветущая от мимолётной радости и детского счастья голова. На душе было легко и спокойно, умиротворение будто бы по сути своей стало очаровательным созданием с любящими мир медовыми глазами. 

Писатель только недавно задремал, ведь едва принял жаропонижающее, которое, к счастью, всегда хранилось у него про запас и производило быстрый усыпляющий эффект. Сейчас хадаганец хотя бы не мучается, теряясь на границе между Сарнаутом и бредом. И это, несомненно, радовало юную особу. Почему-то сейчас она ощущала себя кем-то средним между ребёнком, для которого весь мир – разноцветные обёртки от конфет фабрики «Красный пионер», и солидной женщиной, быть может даже матерью или женой, на чьи плечи сейчас легла нелёгкая задача по уходу за тяжело больным. Понимала ли хадаганка, что писатель был не столько болен физически, сколько психологически истощён и сейчас, пожалуй, как никогда ранее, ему была необходима поддержка живого и хотя бы относительно разумного существа, а не больных галлюцинаций с образами из прошлого. 

С трудом найдя на кухне, где включается свет, юная имперская нимфа наконец смогла осветить её, утопающую в язесском мраке и, как ни печально это признавать, всяком бесполезном мусоре. На угловом диване глубокого винного цвета отсутствовала декоративная, что было большой редкостью для убранства жилища, подушка - она валялась под столом, зато лежало бесконечное количество всяких вырванных тетрадных листов и записных книжек, на спинке висела на удивление белая рубашка. В голове промелькнула весьма странная идея накинуть эту рубашку себе на плечи, воображение уже красочно рисовало этот портрет, когда пришло печальное осознание, что в процессе готовки идеально белоснежный предмет одежды может значительно пострадать. Да и мысль уже теперь показалась хадаганке довольно глупой. Чужая же вещь. Какое право она имеет присваивать её себе чисто из прихоти хотя бы на время? Сделав вывод, что подобное поведение довольно неприемлемо, юная особа, сняв с дивана рубашку, стряхнула с неё налетевшие пылинки и аккуратно сложила, после чего оставила её на сидении деревянного стула с высокой спинкой. Хозяин наверняка лучше знает, где его вещи место, значит, сам и сможет перенести её туда. 

"Интересно, есть ли в этом доме красный пионерский галстук?" — мелькнуло в голове в янтарноглазой и она тихо засмеялась в кулак.

Расчистив стол и разложив книжки по стопочкам, девушка отыскала в морозилке замороженное филе курицы, и уже вскоре по квартире витал нежный аромат тушёного мяса и отварной картошки. Вскипел тяжёлый, будто бы чугунный, тёмно-зелёный чайник, и благородный напиток, некогда зародившийся на полях Умойра, наполнил две жестяные чашки, плохо вяжущиеся с атмосферой да и отдельными деталями интерьера. Но что поделать, из имперской продукции выбирать не приходится. Фарфор здесь есть у каждого, как и хрустальный сервиз, дело лишь в том, что только хозяин квартиры знает, где именно тот сейчас находится. В стеклянной вазочке для печенья лежали вкусности, прикупленные гостьей заранее для чаепития, которое она, впрочем, представляла немного иначе. Расставив сервиз и разложив столовые предметы, по большей части алюминиевые, по меньшей – серебряные, хадаганка на мгновение остановилась в замешательстве. Как следует поступить в сложившейся ситуации, ей было непонятно. Будить больного не хотелось, да и в целом тревожить его сон тоже.

Так что оставив приготовленный ужин на столе, молодая домохозяйка тихонько выглянула в коридор и только после этого неуверенно переступила порог. Сознание разрывалось. Одна часть твердила, что несчастному человеку ещё, вероятно, нужна помощь слабой девичьей руки, другая же утверждала, что лучшим вариантом будет сейчас же покинуть квартиру, дабы больше не смущать её владельца своим присутствием. Но какое-то непонятное чувство, затрепетавшее в груди, заставило девушку сделать ещё один шаг в сторону спальни. Решающий для неё. Ведь она бы сейчас могла всё оборвать, оставить, как есть, и позволить всему двигаться по течению Жизни в произвольном направлении; едва бы их пути ещё когда-нибудь пересеклись, ведь чудес, как уверяют учёные, не бывает, и это убивает в нас веру. А она уже искореняет стремление, обрывает тонкую серебряную нить, соединяющую души двух людей между собой. И они расходятся с чётким намерением переболеть воспоминаниями и забыть о том, что их когда-то что-то связывало. Каждый сарнаутец связан со Вселенной, в каждом течёт капелька крови волшебства этого мира и в каждом же хранится сияющая крупица вековых воспоминаний. В любом живом существе с его рождением продолжают жить частицы давно уже ушедших чудес. 

Шаг. Ещё один. Едва различимыми в мёртвой тишине квартиры, нарушаемой лишь тканьем больших дубовых настенных часов с маятником, шагами, эхом отдающимися в её голове, хадаганка неуверенно приблизилась к приоткрытой двери в спальню. В висках пульсировало, а руки пробивала слабая дрожь. Слабый скрип пружин, и вот гостья уже опустилась на кровать недалеко от писателя, заботливо укрытого одеялом и мирно спавшего на грубой и не особо удобной подушке. Медовые глаза с лёгким смущением взглянули на хадаганца, хрусталик будто бы дрогнул и в следующее же мгновение раскололся на много-много кристалликов, переливающихся в лучах света, льющегося с улицы из-за слегка отдернутой белой кружевной занавески с цветами и узорами. 

Дыхание успокоилось, а биение сердца стало более размеренным, неспешным. Хотелось что-то сказать писателю, пусть даже он этого бы и не услышал, но это желание буквально впиталось в сознание и теперь уже стало скорее целью, обязательной к исполнению. Губы подрагивали, а руки немного нервно сминали край своего любимого бежевого бадлона, оставляя на нём грубые складки. Тяжело вздохнув, хадаганка лишь печально покачала головой и поджала губы. Она больше не собиралась произносить ни слова. Они были бы слишком ничтожны и только зря бы разрушили прекрасную атмосферу спокойствия, воцарившуюся в спальне. 

Дул слабый ветерок, колыхалась штора. Вязкая, словно мёд, тишина обволакивала и утягивала тебя на дно, лишая всякой возможности говорить или хоть как-то помешать ей править миром снов и миром мыслей. Поселившаяся в доме Прохлада наконец добралась и до спальни, легонько дотронулась до оголённой кожи шеи и надавила на плечи, после чего почти невесомым движением коснулась позвоночника, скрытого под тонким слоем материи, отчего юная особа вздрогнула, а старшая сестра Холод лишь звонко рассмеялась воющим порывом ветра. Мороз будто бы распространился по всей коже, окутал своей снежной пеленой живое тело, требующее тепла для продолжения жизни. Однако батареи ещё не топили, а обогреватель в комнате хадаганка не приметила. Обхватив себя за плечи, она сжалась, пряча нос под воротник, чтобы хоть как-то его согреть. Уже собравшись уйти, гостья плавно поднялась с того, на чём сидела, но внезапно раздавшийся тихий голос, едва различимый средь завываний ветра и периодического цокота зубов замерзающей, заставил её остановиться. 

— Не оставляй меня... Прошу. 

Замерев, юная особа с трудом пыталась понять, являлись ли слова, раздавшиеся в комнате, а быть может, в её голове, иллюзией, или они действительно прозвучали, а происходящее не является сном, запутанным и непонятным. 

— Ос-танься с... больным...

Осипший голос, вызывающий в мозгу неконтролируемый атомный взрыв, словно привязал ноги гостьи к земле, как заклинание. Она потеряла всякую способность к движению, ни один мускул не дрогнул, отказывались повиноваться даже пальцы. Только дыхание... глубокое, обрывками, с трудом доставляющее кислород до своей конечной цели. Была ли это действительно магия или только её иллюзия? 

— Разве я совсем безнадёжен?

Лёгкие неприятно сжало, больно кольнуло где-то в области сердца, а голову будто только что раскололи на несколько десятков осколков, глубоко впивающихся теперь в сознание и обрезающих мысли, обрывающих нити души. С трудом хадаганка сделала шаг вперёд, ближе к выходу, ещё один. Но слов больше не было. Переставляя заплетающиеся ноги, гостья и не заметила ковра на своём пути, добросовестно запнувшись о него и с грохотом повалившись наземь, попутно рукой задев какую-то фотографию в деревянной рамке, с характерным звуком приземлившуюся на пол, к счастью, с не разбившимся после такого падения стеклом, за которым скрывалось изображение. 

Приподнявшись с колен, она легонько подцепила чудом не пострадавший предмет декора, когда вдруг ей опять стало дурно, а всё тело в миг окутал жар, накрыв своим огненным одеялом. Голова слегка кружилась, но взгляд всё ещё достаточно чётко фиксировал надпись на краю фотографии, выведенную чёрным пером, почерк был аккуратный, каллиграфический, можно даже сказать, идеальный. 

«Любящему человеку от любимого»

И рамка полетела на пол, неосознанно выпущенная из дрожащих бледных рук. Раздался слабый звон стекла, и шокированная хадаганка увидела, как расползается продолговатая трещина по гладкой поверхности, скрывающей фотографию юной особы с витыми огненно-рыжими кудрями, слегка отливающими бронзой. Этот звук почти заглушил все прочие звуки, но до слуха хадаганки всё же долетел последний тихий возглас осипшего голоса. И сердце предательски дрогнуло, разразившись затем в диком потоке болезненных ударов. 
____________________ 

— Ты сможешь меня забыть?
— Вряд ли. Неужто ты действительно уходишь?
— Тебе же самому так будет лучше. Ты должен забыть и уехать отсюда, пока я сама не вынудила тебя мало приятным способом. Поэтому не показывайся мне на глаза. А лучше вообще никому. Исчезни их яскеровских списков учёта. Навсегда, — она брезгливо посмотрела на хадаганца и, криво улыбнувшись, язвительно добавила. — Ты просто слишком слаб и слишком жалок, чтобы что-то изменить.

Просмотреть полную запись

– Если я тебе скажу, что попросту эксплуатирую тебя, что ты ответишь на это?
– И на том спасибо. 
– А ты будто бы думал, что это не так, да? 

Из обрывков астрального бреда его вырвал настойчивый звонок в дверь. Противный звук на высоких нотах, будто бы молотком разбивающий на части голову, сначала пытался быть заглушен подушкой на жёстких торчащих во все стороны из неё перьях дайновских орлов, прижатой к ушам, но все попытки пошли прахом, и литератору всё-таки пришлось с неимоверным трудом приподняться с кровати, после чего он, конечно же, сразу упал обратно. Но вечно трезвонящий механизм был неумолим и лишь громче, как тогда показалось мужчине, начинал звонить, разрезая воздух и несчастный слух больного. И кто только придумал оснастить этой головной болью весь Незебград..?

Замолкла эта душегубная фурия, лишь когда ей в ответ заскрипела в привычном имперском стиле обитая искусственной кожей дверь, впускающая в апартаменты запах сырости и уличной грязи, чернозёма, а вместе с тем – чего-то сладкого и тягучего, будто бы смутно знакомого. 

– Кого нелёгкая принесла по мою душу..? – прохрипел хадаганец, поднимая взгляд сонных глаз с полопавшимися капиллярами на новоприбывшего гостя... гостью. – Вы тут как оказались? 

Вопрос сорвался с языка быстрее, чем брюнет успел это осознать. В некоторой мере смущённый своей несдержанностью, писатель глухо откашлялся и уже более серьёзно взглянул на замершую в дверном проёме шатенку, чьё лицо, как показалось хадаганцу, выражало крайнюю степень взволнованности и нервозности, о чем говорили искусанные до крови губы и натянутая нервная улыбка. 

«Неужели что-то настолько серьёзное произошло, что это дало повод будить меня ни свет ни заря. Астрал опять пожирает Сарнаут? Великий древний захватил порты? Яскеру нездоровится? Что ещё может встревожить этих твердолобых?» 

– Вы не пришли читать лекцию, я волновалась о Вас. 

Ей очень шли рыжие кудри, делающие её похожей на ал-риатовскую лисицу, но она никогда не любила свой цвет волос... И её обращение на «Вы» казалось таким неуместным, изысканным и тонким, что хотелось завернуть его в подарочную бумагу, перевязать лентой и спрятать где-нибудь глубоко в шкафу из эльджунской осины, чтобы иногда хоть доставать, с трепетом и восторгом распаковывать и любоваться. 

– Извините, я войду? – тихий вопрос, слетевший с уст юной обладательницы медовых глаз, растворился в мраке лестничной клетки, чьи стены были выкрашены в кровавый цвет. 

Ответ не потребовался: хадаганец лишь сделал шаг в сторону и подтолкнул дверь, которая, издав ещё более отчаянный скрип, чем в прошлый раз, словно взвыл сиверский элементаль, медленно раскрылась перед шатенкой, как бы приглашая её вовнутрь. Хадаганка неуверенно перешагнула порог квартиры, чудом не запнувшись о высокий, как в лучших домах Империи, порог. 

Рука скользнула по стене в поисках выключателя, но безрезультатно, пришлось положиться исключительно на интуицию, пока зрение адаптировалось к темноте комнат, что позже уже позволило разглядеть некоторые элементы декора. Углубляясь вглубь жилища, гостья для себя подметила, что уж больно тут всё замершее, будто бы лишённое жизни, как давно заброшенный кем-то дом, где даже время течёт немного иначе, нежели за его пределами. 

Вдруг что-то шевельнулось в темноте, двинулась какая-то тень, и удивлённому взгляду шатенки представился большой белый кот. Густая шерсть свисала с его тела равномерным потоком, обволакивая его и делая похожим чем-то на небольшой пуфик. Но грациозности этому животному явно было не занимать. В несколько ловких скачков этот пушистый зверь преодолел пространство коридора и прошмыгнул в одну из комнат, напоследок вильнув хвостом, поднимая в воздух слой шерсти, покоившейся на полу. 

«Разве в этом районе разрешено содержание домашних животных..?» – мелькнуло у неё в голове.

Казалось, писателя совсем не смущало присутствие посторонней у него дома, будто бы так и должно было быть, и никак иначе. А ведь действительно... Что, если этому следовало произойти? Возможно, в какой-то момент Судьба просто решила забросить все свои попытки сделать эту жизнь хоть более-менее интересной и пойти по банальному сценарию старых черновиков. Или же причиной был необдуманный поступок затуманенного сознания литератора, когда тем вечером он, будучи почти в бреду, сам не понимая зачем, согласился на очередную встречу с этой юной особой и слабой рукой написал на бумажной салфетке свой адрес. Это казалось теперь ему странным, но тогда... Тогда он просто не осознавал, что творит. Всё смешалось в голове, будто на смертельной арене. 

Знакомые черты лица, тонкая лебединая шея и рыжие кудри, вьющиеся от природы – точно лесавка; этот взгляд, полный какой-то светлой тоски. Он видел её снова и, зачарованный, уже не мог себе сопротивляться. 

Всё произошло так быстро и нелепо, когда имя слетело с уст, а уставшие глаза с горечью взглянули на обладательницу карамельных глаз; та лишь непонимающе посмотрела на писателя, как ей казалось, пропустившего мимо ушей всё то, что она ему говорила. Сердце дрогнуло, и внутри разлился неприятный липкий хладбергский холод, из-за чего хадаганка невольно передёрнула плечами. 

И вот теперь, когда мужчина с трудом опустился на кушетку, он, хотя и не подавал почти никаких внешних признаков, показался хадаганке очень уставшим. Если присмотреться, можно было увидеть болезненную бледность лица, будто бы постаревшего за последние несколько дней на добрый десяток лет. Писатель сидел, откинувшись на холодную кожаную спинку дивана, закрыв уставшие глаза, которые резал любой источник света, и тяжело дыша. Грудная клетка высоко вздымалась и резко опускалась, в комнате катастрофически не хватало воздуха. Быть может, в этом виновато отсутствие любых домашних растений, которые он категорически выбрасывал или передаривал, если когда-то получал в подарок, или вечно закрытые и занавешенные окна.

Но именно в эту минуту он впервые ощутил эту потребность свежего кислорода. Голова, будто налитая свинцом, казалась очень тяжёлой, при этом возникло ощущение, что кто-то её сдавливает руками. Сердце болезненно закололо, и его удары стали ещё тяжелее. Они выбивали последние силы из почти неподвижного тела. В висках почувствовалась ноющая боль, а вдыхаемый воздух казался слишком густым, каждый вздох давался с трудом. Наконец появилось слабое головокружение, в продолжение которого писатель уже начал терять границу между реальностью Сарнаута и своего воображения и тихо проваливаться в бессознание, но тут он ощутил на своём лбу едва заметное прикосновение, которое запросто можно было списать на больной рассудок, запертый в душной духовой печи и забытый неряшливой хозяйкой. Но голос, прозвучавший совсем рядом, заставил литератора всё же усомниться в промыслах собственной уставшей фантазии, мечущейся в мистовской агонии. 

Прохладная, как дуновение дайнского ветра, ладонь почти невесомо коснулась кисти руки. Приятный холодок нежно скользнул по коже и тут же растаял, щекотнув запястье, от чего мужчина лишь тяжело вздохнул. В какой-то момент ему захотелось, чтобы этот лёгкий морозец вернулся и больше никуда не уходил. Трепетное ощущение лёгкого ветерка едва ли помогло вернуть хадаганца в нормальное состояние. 

– Боже, у вас же температура подскочила! – послышалось какое-то непонятное шуршание, звук расстегивающейся молнии и шелест полиэтилена; затем неразборчивое бормотание, и, наконец, вновь зазвучал журчащий, словно весенний ручеёк, девичий голос. – Я схожу в аптеку, нужно купить жаропонижающее, но сначала, я прошу Вас, вернитесь в постель! 

Фразы распадались на слова, а слова – на звуки, соединяющиеся в непонятные человеческому уху комбинации. Мысли расплывались, но сознание всё никак не могло уснуть, не хотело уходить во тьму.

Бессонница, преследующая несчастного романиста, только сильнее подкосила здоровье хадаганца, который уже давно перестал сопротивляться этому, он просто продолжал плыть по течению лишь усиливающегося недуга, отказываясь принимать и уж тем более просить у кого-то помощи. 

И будто бы не он сейчас опирался о тонкое хадаганское плечо, не его аккуратно сажали на кровать и помогали снять рубашку, неумелыми пальцами расстегивая слишком мелкие пуговицы, и уж явно не его накрывали покрывалом, поправляя под головой подушку. Послышался звук удаляющихся шагов, эхом в голове раздался скрип входной двери. 

В какой-то момент сквозь душную тьму стал слегка различим чей-то голос, но разобрать слова, что он говорил, не представлялось возможным. Перед глазами мелькнуло лицо с милыми сердцу чертами, после чего плечо обожгло прикосновение руки, и неудачливый писатель наконец растворился во тьме.

Смазанная картинка исчезла, и на смену ей пришла такая нежная, убаюкивающая Чернота. Она ласково приобняла его за плечи и трепетно взглянула на бледное усталое лицо, и уложила голову литератора к себе на колени. Почти невесомыми движениями пальцев Темнота неспешно перебирала почти чёрные волосы романиста, тихо, будто бы шевеля одними губами, напевая колыбельную на каком-то непонятном наречии. И когда наконец мелодия оборвалась, Чернота исчезла, на прощание оставив едва ощутимый на щеке поцелуй. Исчезла, но ощущение её присутствия никуда не пропало, она всё ещё была рядом, только невидимо, не материально, а душевно. 

_________________________ 

– Даже если звёзды бы погасли на небосклоне, знай, я нашла бы дорогу, чтобы вернуться к тебе, но подумай сам... Разве ты этого заслуживаешь? Ты пуст, как каменисто-песочный ландшафт Язеса. В тебе живут одни демоны вольнодумия. Они убивают тебя, высасывают все соки. Так зачем же мне, скажи на милость, искать к тебе дорогу? Не хочешь ли ты, чтобы я продалась этой нечисти? Если бы я была тебе действительно дорога, неужели ты бы так поступил со мной, лишив шанса на счастье?
Ты просто эгоист и сердце у тебя, как лёд на Хладберге, холодное и тёмное, как неспокойный Астрал. Тебя волнуешь только ты сам. И это отвратительно. Как после этого ты ещё смеешь что-то мне говорить о теплоте и заботе? Лучше исчезни с глаз моих, чтобы лишний раз не вызывать разочарование.

Просмотреть полную запись

Пытаясь выбраться из неопределённости, ты лишь больше утопаешь в ней.
Пойми: спастись самому тебе не под силу. Твоя гордость тебя погубит.
Поверь мне. Она – яд твоей жизни и та яма, которую ты сам себе с удовольствием когда-то вырыл, чтобы теперь упасть. 

– Зачем звал-то? Мы сидим тут уже битый час, а ты за всё это время и слова не сказал, – заметил зэм в кожанке, раздражённо помахивая хвостом, который так не к месту сегодня изнывал от отсутствия активности, а скучающим взглядом блуждая по дешёвому заведению пустующей столовой – в силу своего положения и состояния, которое пусть и скрывалось ото всех, но крайне неумело, он редко бывал в таких заведениях, а потому не любил их и предпочитал избегать. 

Редкие посетители имперской столовой не рассаживались подальше друг от друга и не говорили почти шёпотом, из-за чего бы создавалась атмосфера полного уединения, как это приятно в приличных эльфийских заведениях высшего света. Напротив, все клиенты были шумны и веселы, из-за чего атмосфера им казалась расслабленной, а двум старым товарищам – довольно напряжённой. К их счастью, все так громко болтали, гоготали и обсуждали события последнего турнира по гоблиноболу, где команда «Айринских бликов» проиграла «Имперской плети», чему они и веселились; таким образом, едва ли кто-то мог расслышать предмет беседы, ведь даже сами говорящие себя слышали плохо. Ораву звуков также разбавлял звон стаканов и тарелок о подносы, разносимые самими клиентами, которые ещё не влились в общий поток бурных обсуждений о недельных происшествиях. Бросив ещё один многозначный взгляд на неразговорчивого знакомого, молодой зэм с алого оттенка длинными волосами-дредами сделал глоток газированного напитка и со вздохом и тихим металлическим шипением шарниров на руках вымолвил, поднимая безразличный взгляд глаз болотного оттенка на сидящего перед ним писателя:

– Рассказывай уже...

***

– Это только твоя вина в том, что произошло! – привлекательное в своей изысканности лицо совсем ещё молодого зэм исказила гримаса отвращения, он с трудом сдерживался, чтобы не дать себе волю и не нанести пожизненные увечья своему старому товарищу, которого он, правда, таковым больше не считал. 

Стоявший перед ним молчал, потупив отрешённый и будто бы виноватый взгляд. Внешне он выглядел довольно спокойно, хотя в душе его бушевал настоящий шквал эмоций. Казалось, что внутри него разливался кислотный, токсичный океан, волнами обволакивающий сознание, сжигающий остатки здравого смысла, терпения и самообладания. Ему будто вырвали сердце, заставив весь организм болезненно сжаться, принося невыносимую боль, как душевную, так и физическую. Тело сотрясало мелкой дрожью, а мышцы рук уже начинало сводить от непреодолимого желания врезать этому истеричному зэмишке, которого ещё до недавнего времени он считал лучшим другом всей жизни, в лицо, а лучше просто заставить замолчать навсегда. Сейчас его слишком раздражал этот юнец, да и вообще весь этот разговор. Хотелось банальной тишины и одиночества, дабы выпустить пар, успокоиться, прийти в себя, не нанеся при этом какого-либо значительного ущерба окружающим, которые, к слову, тоже бесили одним своим существованием, а их заинтересованные и наглые простые взгляды в сторону двух старых друзей просто доводили до белого каления.

– Как вообще такое ничтожество может ещё продолжать своё существование. Будь я на твоём месте - удавился бы прямо в Оке Мира, чтоб Империя видела своего героя. 

***

Эти слова эхом отдавались в сознании несчастного писателя, что теперь казался столь беззащитным под напором нахлынувших на него воспоминаний. Лицо его было болезненного бледно-зелёного оттенка, под глазами красовались следы недосыпа и нескольких нервных ночей, проведённых в компании чашки кофе и старинного граммофона, прикупленного им много лет назад в каком-то дешёвом барахольном магазинчик на Суслангере – ох и много удивительного старья там продаётся за бесценок.

И всё это было лишь одним из способов забыться, не прибегая к крайнему случаю – употреблению алкоголя, а спирт он не любил, предпочитал аэдовское вино, которое, впрочем, и достать было гораздо труднее. 

– Ты что-то совсем плох, – аккуратно заметил зэм, приметив на лице собеседника болезненную бедность, придающую ему большую схожесть с покойником, нежели проявляющую хоть какие-то нотки аристократического происхождения. Да и какая аристократия может быть в Империи. Гнусное это слово «аристократия». 

Ощутив холод, будто волной внезапно окативший всё тело, пронявший до самых костей, брюнет передёрнул плечами. В мозг тут же будто бы впилась огромная швейная игла, плавно входившая в мягкие ткани органа, разрывая материю, и без того постоянно трещащую по швам и находившуюся на грани разрыва. Выражение глаз было крайне странным; непонятно, чего там было больше – испуга иль боли, которая буквально проглядывала в каждой крупинке радужки. 

– Бросай уже эту дурацкую привычку молчать, – закатив удивительно светящиеся изумрудные глаза к потолку, посоветовал зэм, печально вздыхая и делая очередной напиток холодящего горло напитка. – Тебе нужно высказаться – говори, я для этого и пришёл. У меня вообще-то помимо тебя ещё дела есть. Скоро мчд, у меня много практики с... Да ты их, впрочем, не знаешь. 

На это хадаганец лишь обречённо вздохнул, как бы признавая собственную глупость, и опустил взгляд, позволяя себе спрятать глаза за густой чёлкой, явно давая понять, что говорить не собирается. 

– Пф, честное слово, – брезгливо фыркнул зэм, бросая раздражённый взгляд в сторону «собеседника». – Ты ведёшь себе, как юный глупец; подросток, пионеришка, но без всякой чести, который уже давно вырос, но всё ещё не готов отвечать за свои слова.

Смерив бывшего товарища пронзительным взглядом крупных нефритовых глаз, зэм лишь разочарованно покачал головой, в такт размахивая хвостом; обречённый вздох вырвался из его груди, и губы, скривившись в подобии недо-улыбки, пролепетали:

– Жалкое зрелище. 

Молодой зэм, скользнув скучающим взглядом по молчащему писателю, на секунду замешкался, будто бы обдумывая, стоит ли произносить слова, так и крутящиеся у него на кончике чёрного языка, в отношении хадаганца, но в итоге лишь поджал губы, нахмурив брови, и быстрыми шагами покинул заведение с сомнительной репутацией, ночью служившее скорее притоном для высшего имперского сословия – пролетариата, пробормотав себе под нос уже на самом пороге, но довольно громко:

– Ты ведёшь себя, как плаксивый подросток, честное слово, – и, скривившись, добавил, – Пора бы уже уметь принимать свои решения и их последствия, а не строить из себя не пойми что. 

Звякнул колокольчик, и входная дверь закрылась за спиной недавнего посетителя. Оставшийся сидеть на своём месте хадаганец как бы не хотел того признавать, но был до глубины души подавлен и даже обижен в некоторой мере услышанными словами. Сердце неприятно защемило, а голову будто кто-то сжал с двух сторон своими невидимыми руками так сильно, что создалось ощущение, будто черепная коробка сейчас не выдержит и даст трещину, развалится на несколько крупных отливающих белизной осколков, слегка забрызганных кровью. 

Эта картина, нарисовавшаяся в его мозгу ничуть не изменила выражение лица, хотя внутри и раздался нервный смешок, который так и встал комом в горле, не давая вымолвить ни слова, будто перекрывающий кислород. Не вздохнуть, не выдохнуть. Глаза слезились от слишком ярко бьющего потока света электрического светильника прямо в лицо брюнету. Всю ситуацию ещё отягощало то, что он ощущал уже подступающую к нему Лихорадку, плавно обнимающую его за плечи, прикасаясь к коже своими ледяными, как у Смерти, ладонями, несущими отчаяние и боль – сарнаутцу, не упокоение – душе. 

Мысли о сей неприятной особе, знакомой ему уже немало лет, окончательно погасили ещё едва трепещущий внутренний огонёк, позволяющий писателю хоть как-то сопротивляться Жизни и её жестоким, но далеко не глупым, как многие уверены, шуткам.

Явно дававшая знать о себе Болезнь была довольна своей работой и теперь подсказывала уставшему от этого вечного процесса выживания среди людей и, что ещё сложнее, самого себя - идти домой, запереться а четырёх стенах, занавесить окна плотной тканью, чтобы ни один леденящий луч ноябрьского солнца не проникал в квартиру, заварить себе крепкий чёрный чай и улечься в кровать, позволив Лихорадке улечься рядом, дабы уснуть и проснуться в ещё большем ознобе и томительной болью во всем теле. Однако на все эти призывы хадаганец с трудом приглушил в своей голове и, оставив чаевые официанту, поспешил покинуть шумную столовую. 

Стоило сделать шаг за пределы заведения, и в лицо ударил промёрзлый поток воздуха, так необходимый брюнету. Это был словно глоток воды после долговременной засухи, и теперь литератор нуждался в этом ни чуть не меньше, чем в принятии антибиотиков. Его колотил озноб и вместе с этим всё тело сковывал дикий жар. Казалось, что даже воздух был раскалён до такой степени, что не хотел поступать в лёгкие, дабы не уничтожать там всю микроструктуру. 

Катастрофически не хватало кислорода, а в голове чувствовалась тяжесть, хотелось упасть наземь да остаться там лежать навсегда, люди ведь не заметят, не захотят помочь, им нет никакого дела до этого валяющегося на газоне разбитого жизнью мужчины. Максимум, на что они способны, когда уже остынет тело – вызвать службу спасения и очаровательных санитарок, но лишь уже с той целью, чтобы просто убрать хладный труп, нарушающий внешний вид главного городского парка. Так и получается, ты лишь мусор для окружающих, и они всегда готовы избавить мир от твоего бесполезного существования. Ведь неоказание помощи умирающему – тоже своего рода убийство. 

Мы все лишь мертвецы, временно населяющие Сарнаут, но когда придёт время умирать - не она проглотит нас, опускаемых в деревянном ящике в могильную яму, это будут те, кого мы ещё буквально вчера считали своими лучшими друзьями, готовыми всегда прийти на выручку. Но они лишь подбросят горстку чернозёма на твой гроб и уйдут, навсегда, оставляя тебя в одиночестве на дне могилы и стараясь больше никогда не вспоминать. Такова жизнь. Таковы мы.

_____________________

– Послушай, твоя слабость – это твоя глупейшая Гордость. Ты не хочешь принимать то, что противоречит твоим якобы убеждениям. Я искренне надеюсь, что ты одумаешься...
Пожалуйста, не позволь Гордости задушить тебя. Ты же хочешь быть счастливым вместе?
Так выкинь эту побитую подхалимку у себя из головы.
Позволь себе стать обычным, нормальным человеком, ведь только тогда мы сможем быть вместе.

Просмотреть полную запись

Я готов был с тобой пить агрессию бокалами;
на завтрак, обед и ужин, ибо слаще сего напитка мне не пришлось отведать в жизни.
Я стал агрессозависимым и, кажется, немного слабым. 

Тем вечером он вернулся домой полностью опустошённый, с трудом держась на ногах. Мысли путались, а сознание отказывалось признавать себя трезвым, всё сильнее затуманивая рассудок и лишая несчастного, как ему казалось, писателя всякой возможности сопротивляться. Голова раскалывалась, словно неумелый кудесник решил сшить своей острой иглой остатки ещё работоспособных участков мозга, желая сохранить в беспамятстве последние крупицы здравого смысла. Но что-то пошло не так... Всё всегда идёт не так. Не так, как нам хотелось бы. 

И теперь он тонул в своих воспоминаниях, захлебывался ими, забыв о часах и минутах, забыв обо всём на свете. Его вновь тянуло на дно океана под названием «память», с головой накрывало волной цунами. И когда Прошлое протянула к нему руки и трепетно заключила в свои железные объятия, почти лишающие кислорода и забирающие последние жизненные силы, хадаганец позволил себе сдаться. 

Он сделал глубокий вдох и устало закрыл глаза; пред его взором вновь возник образ молодой девушки, смотревшей на него с неприкрытой жалостью, состраданием, будто бы желавшей разделить сию тяжёлую участь, соединить судьбы, дабы переболеть скорбь вместе.

И когда не осталось сил даже думать, госпожа Время остановила для него секундную стрелку. Темнота незаметно быстро накрыла его своей подвенечной шалью, утащила за собой в Тартарары.

***

– Я лишь хочу Вам помочь. – твёрдо заявила кареглазая, преграждая путь к выходу

– Мне не нужна Ваша... – стараясь не сорваться на крик, медленно проговорил хадаганец, но его бесцеремонно прервали. 

– Нужна! – уверенно заявила она, подаваясь вперёд, как бы бросая вызов собеседнику. – Нельзя оставлять человека в одиночестве.

– Я не одинок, – злостно огрызнулся писатель, особой интонацией выделяя отрицательную частицу. Его мозг кипел, терпение достигло своей крайней точки, и теперь он был готов задушить эту надоедливую девчонку собственными руками. 

– Нет, одиноки! – выкрикнула хадаганка, с грохотом ударяя книгой по столу, совсем не понимая, какой опасности сейчас подвергает собственное существование. 

– Оставьте меня в покое! – буквально прорычал взбешенный . – Вы мне никто! Не трогайте меня! Мои проблемы – это мои проблемы! Мои! Понимаете? 

– Выслушайте меня хотя бы раз, – возмутилась рыжеволосая, больше напоминающая сейчас огненную бестию, – Вы всё время убегаете от проблем, от собственных мыслей, Вы являетесь ко мне в общежитие, беспокоя чужой сон, в нетрезвом состоянии, кричите на меня, унижаете и оскорбляете! Почему, – девушка инстинктивно подалась вперед грудью, повышая голос и устремляя на писателя гневный взгляд своих потемневших от ярости глаз, – Вы лезете в мою жизнь?! Будь у меня муж, он бы давно выгнал Вас, если б только знал, что Вы себе позволяете! 

– Так валите да хоть к Нихазу и всем его прихвостням, я не желаю Вас больше видеть! – громом молний раздалось заявление, ставшее последней каплей, решающей весь исход разговора. 

Хадаганец резко двинулся к двери, собираясь грубо отстранить взбесившую его особу в сторону любыми способами, но та лишь устремилась ему навстречу, гневно сверкая глазами. И когда они оказались в предельной близости, а прерывистое дыхание обоих достигло слуха, молодая хадаганка внезапно сделала рывок вперёд и толкнула его к стене прихожей с неимоверной силой, отчего хадаганец тихо охнул перед тем как потерять сознание. Она никогда не думала о том, что обладает магией. 

И Судьба выронила из рук бокал вина в сие же мгновение, и ярко-алое пятно неспешно расползлось по кружевной белой скатерти невинного семейного счастья. Словно кровь покрыла чистый хрусталь души, и тогда уже стало понятно, что стереть сей след уже никому не по силам, ни ей, ни ему... 

Очаровательные черты приняли виноватое выражение, после чего обрушили нещадный шквал эмоций на обладательницу глаз цвета молочного шоколада с медовыми крупицами. Буквально за несколько секунд на её лице промелькнули страх, смущение и потерянность, быстро перешедшая в панику. Взгляд заметался по комнате, будто бы в поисках необходимого спасения, вещи, за которую можно было бы зацепиться, чтобы хоть как-то успокоить своё возбужденное сознание, утихомирить с неистовой силой бьющееся сердце, уравнять сбившееся дыхание. 

Он тихо простонал и с трудом разлепил глаза, медленно приходя в себя. Хадаганка тут же напустила на себя серьёзный вид, смыв с лица всякую тень сожаления или сочувствия. В её голове мелькнула мысль, что лучше бы он отключился насовсем, только тогда было бы непонятно, куда девать тело, но с этой проблемой она бы и то разбиралась куда с большим удовольствием, чем с нынешней. 

– Уходите, – наконец вымолвила она настолько строго, насколько смогла, но голос всё равно предательски дрогнул, а глаза увлажнились. Сделав глубокий вдох, давшийся ей с трудом, рыжеволосая ещё раз попросила, уже более настойчиво, чем в прошлый раз, чётко выговаривая все буквы. – Я попрошу Вас удалиться. Больше никогда не появляйтесь на пороге моего жилища. Да и на пороге моей жизни тоже, будьте уж добры, никогда не появляться. 

Обиженно хлопнула входная дверь. И хадаганец не спеша направился к лестничной клетке, уже плохо соображая, что делает и куда собирается идти в столь лютый зимний вечер без куртки иль пальто, оставив верхнюю часть своего гардероба в тёплой квартире с бежевыми обоями в прихожей. Он медленно спускался вниз, с трудом переставляя ноги, а из квартиры в это время всё ещё доносить слабые, едва различимые всхлипы и душераздирающий в своей тишине плач. 

***

Хадаганец слабо вздохнул, хотя это больше напоминало стон, стон горечи и разочарования. Ему вспомнились мягкие рыжие кудри и на какой-то момент показалось, что он вновь ощутил этот мягкий, нежный аромат карамели. Но это было лишь видение. И стоило ему открыть глаза, как мир вновь приобрёл свои печальные серые краски, а стрелка часов возобновила путь по лёгкому толчку Времени.

Слабый свет от торшерной лампы, такой, которая была в абсолютно каждом доме, создавал особую атмосферу тишины и спокойствия, оставляя большую часть пространства в тени или приглушённых красках. Лишь тёмные контуры кресла и сидящий в нём хадаганский угрюмый силуэт, откинувшийся на спинку да запрокинувший голову, особо чётко выделялись на фоне общего серого интерьера. Мёртвую, как призраки Колыбели, тишину нарушали лишь секундные стрелки часов, отбивая свой извечный, но за века ещё не надоевший сарнаутцам ритм, отсчитывающий минуты твоей жизни, возможно, последние. 

Взгляд неполноценного, как его когда-то называла до сих пор самая любимая во всём Сарнауте хадаганка, слуги Империи не спеша блуждал по квартире, скользя по уже давно знакомым очертаниям мебели, пока не наткнулся на окно. В этот момент будто что-то щёлкнуло в сознании уставшего романтика, и он, сам плохо осознавая причину своих действий, вдруг встал и направился к входной двери, по пути накидывая на плечи чёрное пальто, в кармане которого лежал потрепанный жизнью серенький с голубыми начертанными на нём рунами камень телепортации. Раздался характерный скрип, и уже через несколько минут хадаганец, громко хлопнув входной дверью – писателю посчастливилось жить в одном из лучших районов Незебграда, его дом, то есть тот дом, где ему была выделена квартира, был пускай и не в ближайших рядах у центра, но в пешей доступности, и чтобы дойти до главных, так сказать, достопримечательностей, ему требовалось от силы минут десять или пятнадцать, – вышел на крыльцо парадной, полной грудью вдыхая промерзлый ноябрьский воздух. В лицо тут же ударил слабый поток холодного ветра, отрезвляя сознание брюнета, возвращая его в реальный мир.

Тяжело вздохнув, хадаганец устало покачнулся на носках чёрных лакированных ботинок, и устремил взгляд на небо чьи краски уже сгущались, погружая весь окружающий мир в успокаивающую глаз практически нихазовскую тьму. И сердце вновь неприятно кольнуло, а Прошлое, слабо улыбнувшись, легонько коснулась мужского плеча своей почти невесомой ладонью и буквально выдохнула лишь несколько слов:

– Первый снег... 

В воздухе стройными балеринами в белых пачках кружились снежинки в своём таинственном танце. Они исчезали, растворяясь во тьме, не долетая до выложенного плиткой покрытия, умирая по пути к конечной цели своего существования.

Писатель нервно передёрнул плечами и запустил руку в карман в поисках золотых монет – нужно было найти телефонный аппарат. На весь Незебград их было совсем немного, но хадаганец точно знал в лицо одного из владельцев личной копии такой чудо-машины. Сейчас ему необходимо было сделать звонок. И позвонить он мог только одному человеку. Несколько золотых монет опустились в специальное отверстие и весело зазвенели, проваливаясь в желудок металлического механизма – не даром же Империя славится отменными механиками. Пальцы набрали выученный наизусть ещё давно номер и приложили бледно-голубоватую телефонную трубку к уху. 

На той стороне провода раздались протяжные гудки, оповещающие о подходящем вызове, потом послышался какой-то треск, шорох и шелест, и уже буквально через несколько секунд на другом конце провода раздался сонный мужской голос, явно недовольный тем, что его потревожили в столь поздний для него час. 

– И в чём же причина твоего внезапного внимания к моей скромной персоне, позволь поинтересоваться? – раздражительно осведомился собеседник, борясь с желанием тут же повесить трубку. Он знал, кто ему звонит, понимал это. Учитывая время и неожиданность звонка, едва ли это мог бы быть кто-то другой... 

– Мне нужна твоя помощь, – с трудом выдавливая из себя слова, искренне стараясь не язвить и не допустить лишней резкости в голосе, проговорил писатель, испытывая не менее сильное желание отключиться и больше никогда даже не набирать прекрасно знакомый ему номер; стереть его из списка телефонных адресатов да и из своей собственной памяти, желательно, тоже. 

– Да неужели? 

________________

Если тебе когда-нибудь понадобится совет, у тебя всегда есть возможность позвонить человеку и попросить его помощи.
Но кому звонить? – спросишь ты.
Тебе уже известно его имя. Это тот, о ком ты подумал в первую очередь, задавшись этим вопросом.

Просмотреть полную запись

Мы умираем от одиночества, даже будучи окружёнными людьми. 
Всё это потому, что люди разные. 
А отличное от нас не считается нам же аналогичным на подсознательном уровне.

Он больше не объявлялся. Ни на следующий день, ни через неделю. А она ждала его каждый вечер, ходила взад-вперёд перед дверями столовой, где всегда слышался звон моющейся посуды: тарелок да вилок. Она даже несколько раз заходила внутрь, но там никого не было. То есть люди, конечно, были. Они наблюдались там почти всегда: с момента открытия заведения практически до самого же его закрытия. Но всё это были не те люди, не тот человек. Средства, насколько приемлемыми бы ни были там цены, не позволяли проводить всё время в помещении. Всем была известна хадаганка, весь рабочий персонал, так сказать, знал её в лицо; и повариха часто косо смотрела на посетительницу, уже который раз заказывающую у них один стакан компота или киселя и просиживающую такие дни в заведении до самого закрытия. Тем временем уже начинало холодать, а из юной головы всё не выходил тот разговор и та случайная встреча.

Товарищи уже давно прекратили попытки отвлечь подругу от постоянных мыслей о недорассказанной малоизвестным писателем с сомнительной партийной репутацией истории. Как они уверяли девушку, этот хадаганец просто обычный человек, так и не добившийся признания в обществе из-за своей душевной бедности. Другими словами, переживать по его поводу просто бессмысленно, он простой неудачник, из жалости почитаемый в узком кругу людей, не разбирающихся в правильной литературе, чьему влиянию и подверглась их подруга. Быть может, оно именно так и было. Но стоило лишний раз вспомнить потерянный, смущенный образ писателя, и сердце девушки горестно сжималось, причиняя боль. Слова, те слова, что он сказал. Они, с одной стороны, казалось, были о счастливых моментах его жизни, ведь рассказывали о том времени, когда его искренность ещё не поглотили разочарование и отчуждённость... Да, это было именно так. Когда-то он был с самим собой и окружающими искренним, а не натянуто-наигранным, как сейчас. Но юная хадаганка явно ощущала, что это не было и просто не могло быть концом всей истории, которую он, самолично же начав, прервал, в чём тоже читалась эта странная искусственность. Он был словно непроработанный, лишённый логики действий книжный персонаж. Что-то случилось, что-то произошло и вконец изменило его мировоззрение, убило в нём веру в чистоту людских помыслов и непорочность мыслей. Что-то заставило его искать правду в чужой степи, где он теперь так уныло и невзрачно чахнет, увядает подобно цветку.

Она пыталась его найти рядом с издательством, обычно издававшим его книги. Обычно... Раньше. Последнее время ни одна из его книг так и не попадала в библиотеки или на книжные стеллажи букинистических магазинов. Но в отдел по книгопечатанию её, конечно же, так и не пустили, даже не дали поговорить с заведующей, пренебрежительно поинтересовавшись, кем же она является, что решилась прийти. Его адрес и почту так и не удалось найти, да и что бы девушка тогда ему смогла написать? Попросить о встрече, чтобы там каким-то чудом вынудить писателя рассказать всю историю, хотя он явно дал понять, что не желает больше об этом разговаривать, столь резко исчезнув, скрывшись той ночью в темноте улиц? Да, вероятно, он и вообще не планировал даже начинать её рассказывать. Просто... Так получилось. А значит, спрашивать такое не вариант, да и связаться всё-таки никак не представлялось возможным.

Хадаганку всё чаще стали замечать сидящую в полном одиночестве, перелистывающую страницы какой-то на вид обветшалой книги в когда-то яркой тканевой карминовой обложке, будто бы романа. Она часто гуляла по ночному Незебграду, слушая карканье городского голодного воронья и как жужжат насекомые в парке Победы, в надежде случайно встретить хадаганца, но чудо никак не хотело происходить. Таким образом прошёл почти целый месяц...

— Ты последнее время стала какой-то уж чересчур печальной, — подметила уборщица библиотеки, усердно пытаясь оттереть тряпкой чёрную, продолговатую полосу, оставленную чьей-то туфлей. От усердия болотного оттенка лицо пожилой орчихи покраснело, а на лбу выступила испарина.

— Просто задумалась, — отмахнулась молодая хадаганка, вставая со своего места с целью помочь бедной старушке, что всю жизнь провела в этих невзрачных стенах среди стеллажей полных книг, среди цветов которых явно преобладали алый и его же сочетание с золотым.

— Слишком часто думать — вредно, — с умным видом пожившей жизнь изрекла уборщица, с благодарностью взирая на библиотекаршу, берущую в руки мокрую, а оттого довольно тяжёлую швабру.

— Уж с этим я как-нибудь сама разберусь, а Вас семья, наверное, уже заждалась, — слабо улыбнувшись, произнесла хадаганка и пояснила в ответ на удивлённый тёмный взгляд своей советницы. — Я здесь всё приберу, не волнуйтесь. У меня здесь ещё дела остались, нужно разобрать кое-какие бумаги.

— Труженица прям какая... — недовольно проворчала старая орчиха, с трудом разгибаясь, отчего у неё начинало ломить всё непропорционально крупное тело, но предложение всё-таки приняла и, оставив на полу всё ту же половую тряпку с намертво въевшимся в ламинат пятном, подхватив сумку да накинув на плечи старое потёртое пальто, доставшееся ей, вероятно, ещё от её бабушки, если, конечно, не от бабушки её бабушки, направилась к выходу. Лишь на пороге она обернулась, в последний раз взглянула на задумчивую хадаганку с потерянной ясностью глаз, печально покачала головой, бормоча что-то себе под нос, и вышла, так ни слова внятно и не сказав на прощание.

На это библиотекарша лишь пожала плечами, будто бы спрашивая саму себя, в чём же причина сих вздохов со стороны окружающих, и принялась за уборку. Пыль сама себя не вытрет, стулья сами себя не перевернут, книги не уберутся на книжные полки, а чёрный след на полу явно просто так не исчезнет по одной лишь женской, пусть даже и очаровательной, прихоти.

Хадаганку успокаивала работа в библиотеке. Она любила книги, запах свежей печатной краски; могла часами ходить меж стеллажей, рассматривая корочки, перечитывая названия, шелестя страницами в мёртвой, убаюкивающей сознание тишине большого и зачастую пустынного, но не пустого зала.

Оглядевшись, обладательница медовых глаз горестно вздохнула, в читательском зале уже никого не было, его наполняли лишь коробки, огромные коробки, забитые новыми книгами, которые как раз ей и нужно было разобрать за сегодняшний остаток вечера. Достать, оформить, найти место - весь механизм работает по кругу, и это облегчает работу. Ведь монотонная работа позволяет занять голову чем-то другим, не относящимся напрямую к занятию. Она позволяет мысленно отдохнуть.

В последнее время книги уже не вызывали былой восторг, хадаганка больше не увлекалась каждой взятой в руки книгой, не перечитывала по нескольку раз впервые увиденный роман. У неё на это попросту не было времени. Чем же тогда она занималась? Увы, когда в голове слишком много мыслей, тебе зачастую перестаёт казаться, что каждый увиденный тобой букварь стоит того, чтобы его прочесть. Здесь скорее возникают мысли уже о написании собственного произведения, ведь теперь и тебе есть о чём поведать миру, чем поделиться с малознакомыми людьми, оставить после себя хоть какой-то след в искусстве. Но что есть искусство в период расцвета Империи? Не простое ли это торжество идеологии и возвышение новых устоев и традиций?

Пребывая в таких размышлениях и даже всерьёз задумавшись о выпуске собственной книги, которую, правда, ещё только предстояло написать, да и едва ли её произведение бы приняли в печать, и расставляя по полкам новые, сияющие где глянцевыми, где тканевыми, а где и даже кожаными обложками, среднего качества книги, девушка совсем не заметила, как в библиотеку кто-то зашёл.

— Здравствуйте, — девичьи плечи вздрогнули от внезапно разрезавшего тишину приветствия. — Могу я получить «Аммровские странствия» на срок до двух недель?

— Извините, — голос предательски дрогнул, — мы уже закрыты, – пробормотала хадаганка и тут же резко развернулась лицом к посетителю, борясь с желанием поверить в то, что её догадки окажутся истиной.

— Ты? — чёрные брови приподнялись в удивлении, хотя выражение лица и не поменялось. Взгляд скользнул по прикреплённому на груди бейджику и вновь вернулся к напуганному лицу обладательницы медовых глаз.

— Неужели... Это Вы?.. — медленно произнесла она, слова давались с трудом. Поверить в то, что перед ней вновь возникла фигура хадаганца с чёрными, как смоль, волосами и редкой проседью, было трудно. Ведь никто не ожидал подобного расклада. Ни девушка, ни писатель... Даже сама Судьба поперхнулась чаем, краем глаза заметив незапланированно встретившихся романиста и библиотекаршу, из чьих рук на пол с грохотом повалилась стопка новеньких блестящих книг, которые теперь придётся опять аккуратно собирать и проверять, не помялись ли случайно от такого падения корешки или страницы.

Такого поворота сюжета не должно было произойти, это была чистого рода случайность, предсказать которую не смогла бы даже сама госпожа Время.

Они стояли молча, опустив руки, с бледными лицами, что сейчас были так похожи, с отразившемся на них удивлением. Ведь таких совпадений не бывает в реальности. Должно быть, это просто какая-то ошибка...

Хадаганка слегка покачнулась, но, ухватившись за край стола, всё-таки удержалась на ногах. Её губы искривились в слабом подобии улыбки, руки пробивала мелкая дрожь. Всё это напоминало какой-то театр, фарс, такой же наигранный, как и идеологизм в книгах хадаганца, но в который так же сильно ему самому хотелось верить.

— Я думала, что никогда Вас больше не увижу... — едва слышно пролепетала библиотекарша, опускаясь в старое затёртое кресло, но не отрывая взгляда широко распахнутых глаз от писателя.

— Признаться, я тоже на это надеялся... — последовал ответ, и всё опять погрузилось в тишину, но уже не столь мёртвую, сколько спокойную, убаюкивающую, дарящую тепло и уют. Согревающую сердце...

__________________

Дорогой, запомни одну простую истину, пусть хотя одна она будет настоящей в сравнении со всем тем, что ты понапридумывал себе. Если тебе в жизни дважды случайно встретился один и тот же человек, это просто случайность, а никакой не дар Тенсеса, как утверждают некоторые отпетые романтики. Пойми это и тебе станет легче жить.

Просмотреть полную запись

Нет ничего более разрушительного, 
чем осознание несостоятельности собственной идеологии, 
в которую ты так старательно пытался поверить.

— Неужели? — чёрные брови приподнялись в изумлении, а в глазах мелькнул непонятный огонёк.

— А Вы... Вы не согласны со мной? — смущённо поинтересовалась молодая особа.

— В чистую и искреннюю самоотдачу – нет, — беспардонно, забыв о всякой опасности и о том что всегда нужно следить за тем, о чём говоришь, заявил хадаганец.

  На удивленный взгляд медовых глаз он лишь покачал головой и с горестью в голосе добавил:

— Я искренне пытался прийти к пониманию сущности этого вопроса или... — писатель сделал неопределённую паузу, рыская взглядом по столовой с выкрашенными в безвкусный оранжевый стенами, будто бы пытаясь найти, за что зацепиться, — ... думал, что искал. В этом нет никакого смысла. И я уже не столь юн и наивен, как вы, чтобы по-прежнему верить в то, что человеку свойственно меняться, а это, в свою очередь, так же значит то, что я вряд ли уже смогу измениться, ровно, как и моё мнение.

   Наступила тишина. Теперь уже обоих сковало чувство неловкости. Хадаганка сидела, медленно перемешивая чайной ложечкой горячий чёрный чай, она не знала, зачем это делала, но данные движения её успокаивали. Писатель же не шевелился, руки были сцеплены в замок; выражение лица замерло, брови нахмурены, губы плотно сжаты, лишь глаза бегали по залу, надеясь избежать прямого контакта с кем бы то ни было.

  Мимо проходили посетители столовой, - их обесцвеченная, схожая одежда то и дело мелькала меж столиков - принося себе на красном пластмассовом подносе тарелки и потом абсолютно одинаково принимая пищу. Эти люди теряли всякую индивидуальность, если они таковую ещё хоть когда-то имели, становясь лишь частью интерьера, простой мебелью, на которую никто и никогда не обращает внимания...

— Её звали Аврора, как утренняя заря, — на выдохе тихо произнёс писатель, и в его чертах появилась какая-то грусть, тяжёлая тоска. — Вы же любите читать романы? Все их любят, независимо от эпохи, возраста и фракции, — обратился он к девушке, с трудом поднимая на неё взгляд. Ответом послужил уверенный кивок. — Так слушайте... Мою бывшую невесту звали Аврора...

  Хадаганец горестно вздохнул, ещё раз быстро пробежался взглядом по залу и начал свой рассказ:

— Возможно, это довольно скучная история любви, если, конечно, вообще можно сказать, что она была, и Вам будет не особенно интересно её слушать, но всё же я попрошу Вас выслушать. Вероятно, вы первая и последняя, кто услышит об этом... И это то, что доказывает ложность как моей тогдашней, так и Вашей нынешней идеологии. И Вы, с Вашими ещё юными, некрепкими знаниями, можете, конечно, метаться из стороны в сторону, сменять лозунги своей жизни... Вам может казаться, что Вы открыли что-то новое, что Вы правы, но это не так. Так вот... Я был тогда ещё подростком. Самым обычным имперским пионером с огромными планами на жизнь во внепартийной, надо честно признаться, структуре, — на этом моменте писатель усмехнулся и закрыл глаза, полностью погружаясь в воспоминания, — мне было порядка шестнадцати лет. Сложно даже поверить, но тогда меня совсем не интересовала литература. Моей мечтой было стать известным художником. И я даже упросил родителей записать меня на в художественную школу для рабочих. Там, в этих промасленных и набитых ненужным хламом залах, мы и встретились...

   Аврора была одной из восьми пионеров, вместе с которыми мы занимались по пятницам и четвергам. Нас всех разделили на группы по три человека. В нашей команде был я, Аврора и щупленькая девочка с короткими чёрными волосами несколькими годами младше меня по имени Мавра. Можно сказать, эти двое были полной противоположностью друг другу. Мягкий и даже игривый характер блондинки, её дружелюбие всегда вызывали во мне смешанные чувства симпатии и чего-то большего, но чего – я ещё не понимал.

   Мавра же была замкнутой и грубой по отношению как к своим ровесникам, так и ко взрослым, поговаривали, что ей даже грозили исключением из пионеров. На угрозу она не отреагировала должным образом, за это вызвали её родителей, и уже они публично приносили свои глубочайшие извинения за свою неразумную дочь. Она была совсем не похожа на Аврору, но самым удивительным было то, что эта девочка была единственным человеком, сразу пресёкшим попытку блондинки нааврорить с ней отношения, всегда огрызалась или просто молча уходила с занятий, за что каждый раз получала строгий выговор от преподавательницы и даже директора, в особых случаях. Впрочем, вскоре все перестали обращать на это внимание, ведь спустя лишь месяц после наших совместных занятий в художественную школу пришло предложение принять участие в главном незебградском конкурсе, победитель которого сможет получить личную аудиенцию у Яскера на полчаса и получит письменную благодарность от Рысиной.

Хадаганец перевёл взгляд на слушающую его девушку, как бы желая удостовериться, что его всё ещё слушают. Впрочем, писателя мало волновали интересы аудитории, ведь он всегда писал от души, для себя, что и становилось, как многие считали, причиной сбивчивости в неправильном направлении его таланта. За редким исключением, когда муза надолго исчезала, оставляя его в угрюмом одиночестве, он старался думать именно о том, что в первую очередь дорого и нравится конкретно ему. Он не мог жить без пера и источающих сильный горький аромат чернил, без своей печатной машинки. В этом была вся его жизнь. И чтобы продолжать существовать, ему было необходимо сочинять, что угодно, с вдохновением иль без, со смыслом или без него. В этих строчках читалась его судьба. И пока он продолжал писать, душа всё ещё жила, а сердце продолжало биться, хотя и совсем неохотно.

Но хадаганка слушала, внимательно вслушиваясь в каждое слово с каким-то непонятным писателю выражением лица, будто она пытается заглянуть внутрь его, расшевелить уставшее биться сердце и возродить его ещё пионерские амбиции. Он не мог прочесть её, не мог понять. Впрочем, ему и не хотелось понимать. Сейчас она для него была лишь записной книжкой, куда записывалась история, которую писатель мечтал забыть, но так и не смог.

– Заданием же было нарисовать вождя, провожающего наши полки на Великую войну против Лиги, — после небольшой паузы продолжил хадаганец, опуская взгляд в свою наполовину пустую чашку из-под кофе, такого же горького, как и чувства, сейчас ютящиеся, мечущиеся в его иссохшейся дряхлой душе, — Мы начали работу в тот же день... Сначала обработка идеи, потом наброски, новые наброски... Цветовая палитра, выбор формата, выбор материала, полотна...

  Все работали не покладая рук, и наша команда в полном составе тоже, конечно же, трудились над проектом. К тому времени, думаю, Аврора уже стала подмечать мою резкую смену поведения в её присутствии. Впрочем, этого нельзя было не заметить... Я мог часами слушать, как она говорит. Обо всём. О всяких мелочах: о своих успехах, о пионерской жизни, об экзаменах или о том, как родители пообещали на каникулы свозить её в Вышгород. Нам было весело вдвоём, или мне так тогда казалось... В один день я даже решил для себя, что сделаю ей предложение. Мои родители никогда не были против раннего брака, да и я понимал, что не вижу больше для себя жизни без этой женщины. Но в один прекрасный день, когда мы направлялись после занятий домой – я всегда провожал её по вечерам – Аврора остановилась на пороге своего дома, потом обернулась, внимательно посмотрела мне в глаза, после чего чмокнула в щёчку и, рассмеявшись, скрылась за тяжёлой дубовой дверью парадной.

  Повествование прервал кашель. Хадаганка с неприкрытым удивлением взглянула на смутившегося писателя, чьё лицо приняло красноватый оттенок. Видимо, иногда трогательные и нежные воспоминания запоминаются намного больше, нежели простой опыт, и именно они способны вогнать даже серьёзного человека с большим жизненным опытом в краску.

— Думаю, уже слишком поздно для задушевных разговоров, — откашлявшись, невзначай заметил писатель, даже не перейдя ещё к самой сути и поучительной роли этой истории, а лишь затронув самые основы. 

   Поправляя сползшие с носа очки и устремляя взгляд за окно, где уже сгущались краски, а небо приняло полуночно-синий цвет, он подумал о том, что учить других не является его заботой. Никто так и не заметил наступление позднего вечера. Впрочем, для писателя это было отличным предлогом, чтобы уйти. Он слишком глубоко погрузился в воспоминания, теперь ему уже хотелось не раскрывать душу, а просто отправиться домой по тёмному городскому парку Победы, что освещают в этот час лишь жёлтые фонари на рыбьем жире. Ему нужно было побыть наедине с самим собой, разобраться в собственных мыслях и воспоминаниях, к которым так не хотелось возвращаться. Возможно, хадаганец решил, что, вновь оставшись в приятном одиночестве, ему удастся забыть потревоженные чувства, успокоить вновь ожившее истерзанное сердце. Поэтому, так и не дождавшись хоть какой-то реплики со стороны собеседницы, он, кинув пару слов на прощание, поспешил покинуть уютное заведение, наполненное ароматами сытной простой пищи и горького кофе.

   Он не смотрел назад, даже ни разу не оглянулся. Сейчас в его голове скопились бесполезные мысли, которые следовало бы тут же отбросить, забыть и никогда больше не вспоминать...

   Чёрные силуэты деревьев, больше похожие на сплетение паутины, чётко вырисовывались на фоне тёмно-синей небесной глади. Тихо шелестела листва, тихо шептались травы, а в траве тихо застрекотал сверчок. Скрипнула деревянная скамейка под весом тяжёлого тела и вновь умолкла. Лёгкий ветерок освежал и выдувал все ненужные мысли из уставшей больной головы.

   В руках сигарета, и вновь не зажжена, веки закрыты, а пред взором милое лицо с бездонными глазами цвета морской пучины, на губах расцвела лёгкая улыбка, золотые кудри витыми локонами беспорядочно спадают на плечи. Она смотрит на него, пристально вглядываясь в самую душу, и та вновь трещит по неумело зашитым швам.

   Пальцы дрожат, а в голове вновь, после стольких лет, разлуки раздаётся её измученный, уставший, нежный голос:

— Милый, мы могли бы быть счастливы, но почему же ты не хочешь меня услышать? Ты ведь смотришь только на себя, дорогой... Тебя околдовали собственные идеи. Выбрось их, они стоят между нами и препятствуют нашему с тобой счастью.

   Она была до ужаса приверженным обыденности человеком...

Просмотреть полную запись

Совместный проект Холста и Пушинок

   Опрятный хадаганец средних лет отдыхал в небольшой общественной столовой на окраинах Незебграда – единственном на всю столицу относительно приемлемом месте для проведения своего досуга вне шумной и возбуждённой, особенно по вечерам, публики. Он сидел за чашечкой ароматного крепкого кастюльного имперского кофе и с новой, в рубиново-бордовой тканевой обложке, только что забранной им из издательства, книгой, на коей извечно статичным строгим шрифтом было нацарапано название, а в углу стояли впечатанные в ткань золотистые авторские инициалы.

   Ему вновь отказали в публикации романа, сказав, что в нём отсутствует правильная идеологическая подоплёка: все патриотические чувства, проявляемые героями, слишком фальшивы и показушны, из-за чего у читателя не возникает желаемое ощущение эйфории, а это, в свою очередь, не приводит к выполнению главной задачи творцов социалистической эпохи – качественного воспитания нового человека. После такого выговора брюнету ничего не оставалось, кроме как поблагодарить редактора за уделённое ему время и покинуть здание, уже не раз хоронившее его мечты и стирающее с лица земли литературные эксперименты.

    Нельзя сказать, что автора сильно разочаровал очередной отказ в издательстве, хотя и озадачил на некоторое время. Теперь же он сидел, вчитываясь в каждую строчку, пытаясь найти ту самую фальшь, что смогла разглядеть в его произведении заведующая издательством, старушка преклонных лет с очень живым характером и нечеловеческими амбициями служить до гроба Имперской власти умов и сердец.

   Добравшись до описания сцены накала патриотического в душе главного героя, литератор нахмурился, после чего раздражённо захлопнул книгу, откладывая её на край стола. Ему больше не хотелось видеть эти строчки, эти буквы. И что в них не понравилось издательству?

   Сняв очки в чёрной оправе, вечный слуга Великой и Непобедимой Империи устало начал массировать виски. Сильно болела голова, а свет от искусственных ламп да напольных торшеров резал глаза. Состояние было хуже некуда, но больше всего на данный момент автора волновал один простой вопрос. Где он ошибся? Описание чувств – то, что больше всего завлекало мужчину в литературе и люди часто восторженно оценивали его манеру письма, тонкость передачи эмоций. Так в чем же проблема уже второго патриотического романа? Неужели он всё же непригоден к ремеслу писательства?

   Уже в который раз молодому человеку приходила в голову идея забросить все эти попытки написать хорошую патриотически-наполненную, величественную историю, но гордость и нежелание признать поражение никак не давали ему это сделать. И он вновь и вновь бился над описаниями гордого биения сердца в груди от одного лишь отголоска «Родина», повисшего в воздухе. А результат всё оставался прежним.

   Вдруг его приятное одиночество нарушил характерный скрип отодвигающегося деревянного стула совсем неподалёку от него. Послышалось шуршание мягкой ткани, какая редко используется в имперской текстильной промышленности, ибо верные стране имперцы всегда предпочитали грубые, плотные, строгие ткани, и чьё-то едва различимое прерывистое дыхание.

   Ему не хотелось возвращаться в реальный мир, где шумели обедающие рабочие, звенели изогнутые алюминиевые ложки, ударяясь о стенки чашек или стаканов, наполненных простой проточной водой; в тот мир, где лениво кемарила буфетчица, периодически просыпавшаяся и бегавшая глазами от стола к столу. Не хотелось, но внезапное тихое шуршание совсем перед его носом заставило мужчину встрепенуться и открыть глаза, чтобы наконец увидеть причину этих непонятных звуков, бессовестно нарушающих его спокойствие.

   Напротив него сидела молоденькая хадаганка лет двадцати и с неподдельным интересом всматривалась в лицо неудавшегося имперского литератора. В её глазах легко читался восторг, непонятный несостоявшемуся патриоту. Осмотревшись вокруг, он заметил небольшую компанию, состоящую из нескольких представителей обоих полов и усердно жестикулирующую его новой соседке вернуться к ним. Сие зрелище вызвало на его губах лёгкую улыбку.

   Вопросительно приподняв брови, он вновь перевёл взгляд на девушку, что до сих пор лишь молча наблюдала за действиями хадаганца, даже не обращая внимания на своих оставленных товарищей. Писатель лёгким, почти невесомым, движением руки подцепил очки, которые в следующую же секунду оказались на своём законном месте.

   Светло-каштановые кудри обрамляли бледное лицо, спадая на оголённые плечи, скрывая за собой белую, почти прозрачную кожу. На щеках виднелся слабый естественный румянец, но обыденно грубой имперской косметики на лице не было ни грамма. Однако большие всего привлекли его глаза, окаймлённые густыми ресницами; глаза цвета мёда диких пчёл, топлёной карамели, глаза цвета ирисок...

   Встретившись взглядом с хадаганцем, девушка не отвела его, а лишь слегка склонила набок голову и слабо улыбнулась. На её щеках появились умилительные ямочки, в глазах с новой силой вспыхнул огонёк интереса. Зрачки расширились, рука потянулась вперёд, прошла лишь в десятке сантиметров от лица писателя и опустилась на твёрдый переплёт лежащей на краю стола книги. Длинные пальцы легко подхватили неудавшийся патриотический роман и быстрым движением притянули к своей хозяйке.

   Хадаганец не стал препятствовать данному покушению на его собственность, ведь всё равно собирался его выкинуть, а лишь равнодушно посмотрел на книгу, в его глазах проскользнула толика тоски, разочарования и брезгливости. Когда он вновь взглянул на юную хадаганку, то все эти чувства пропали, сменившись на недоумение и непонимание происходящего, однако ни слова так и не было им произнесено. Лишь взгляд пояснял, говорил и вопрошал.

  – Никогда бы не подумала, что встречу вас вживую, – тихо проговорила, почти прошептала обладательница карамельных глаз. Девичье лицо было обращено к писателю в то время, как пальцы нежно поглаживали грубую тканевую обложку. Её руки дрожали.

   А он всё ещё молчал, с любопытством всматриваясь в тонкие черты лица юной особы, наблюдая за её реакцией. Ему нравилось молчать. Бумага способна передать намного больше, нежели простой разговор или размышление вслух. Только в письменном виде можно услышать мелодию слов. Устная речь неидеальна, а те, кто близок к отметке превосходства, великие поэты, драматурги, лишь облекают написанное в звуки. Мы привыкли к слуховому восприятию музыки, совсем позабыв об этой чудесной песне, гармонии зрительной и душевной, что зарождает в нашем сердце любовь к людям и всему окружающему нас миру. Для настоящей музыки не нужны звуки так же, как для проявления нежных чувств не нужны слова. Так думал писатель, забывая о реальности, забывая о своём романе, забывая о хадаганке, забывая обо всём и отправляясь в мир собственного сознания, где он, сидя в удобном кресле, слушал тишину.

   Мир и уют прервал очень некстати подошедший неприятного вида студент с хитрым прищуром сизых глаз, просящий мелочь себе на хлеб и обещавший взамен передать любой заказ хадаганцев буфетчице, если ему дадут деньги. Писатель задумчиво посмотрел на девушку, чьё лицо сейчас выражало крайнюю степень замешательства, отчего на щеках вновь вспыхнул румянец, она виновато взглянула на писателя, бессловно умоляя его простить это недоразумение.

   Сделав неопределённый знак рукой, хадаганец вручил три медяка молодому социалисту попросил себе ещё один кофе, дав отдельно на него несколько серебряных, после чего на секунду замер, как бы обдумывая своё решение, и попросил также принести чай. Хадаганка подняла на писателя удивлённый взгляд и слегка нахмурилась. На это он лишь слабо улыбнулся и, слегка наклонив корпус вперёд, оперся руками о стол, сцепляя в замок пальцы.

– Не волнуйтесь, чай здесь стоит не так дорого, – выждав паузу, пока обладательница медовых глаз кивнёт головой в знак согласия, он продолжил. - Вы почему-то подошли ко мне. Я знаю Вас, или Вы знаете меня?

 – Нет, не вас, – немного взволнованно проговорила хадаганка, видно было, что мужчине удалось найти ту самую ниточку, задеть ту тему, которая по-настоящему так её интересовала. – Ваши книги.

  Писатель слегка удивился, но ничего не сказал, лишь качнул головой, позволяя продолжать рассказ. Этот невинный жест будто бы вновь возвратил хадаганку к жизни. В её карамельных глазах промелькнул лучик счастья, а на щеках вновь появились ямочки.

 – Знаете, – воодушевленно начала она, – я до безумия люблю ваши романы. Первый из них мне попался почти сразу, как только попал на книжные полки. Дело в том, что я работаю в библиотеке и всегда проверяю поступившие новинки. Странно лишь то, что в последнее время не видно ваших новых произведений...

  Перед мужчиной, предварительно звякнув о стол, опустилась чашка с ароматным крепким напитком, тщательно промывающим мозг. Тот же путь прошёл и горячий чай, от которого вился к потолку тоненький столбик пара.

  – ... В одном лишь не могу я вас понять, – продолжила юная особа, но уже не так расслабленно, было видно, что она очень аккуратно подбирает слова. – У вас потрясающие идеи, великолепный слог и описания превосходны... Но сами по себе патриотические чувства кажутся какими-то суховатыми. Эта любовь к Родине кажется слишком наигранной, не настоящей. Будто её и нет вовсе... Это так разнится с Вашими обычными описаниями... И это кажется настолько неестественным...

  Ценительница творчества виновато взглянула на сосредоточенно задумавшегося писателя. Он молчал. Молчал порядка минуты, нахмурив брови и уставившись взглядом в принесённый ему кофе. Круги расходились и вновь собирались, пока напиток не пришёл в состояние полного покоя. Тогда хадаганец перевёл свой взгляд на до бесконечности бедную девушку, по внешнему виду можно было сказать, что она тоже студентка, как и многие здесь, и, тяжело выдохнув, наконец задал вопрос, тот самый, который так волновал его не просто как писателя, но и как человека:

  – Тогда что же такое, по-вашему, пробуждает любовь к Родине и чем она является?

  – Ну... – задумчиво протянула хадаганка, устремляя взгляд медовых глаз куда-то за плечо собеседника, и закончила некогда заученную фразу. - это чувство привязанности и полной отдачи к Отечеству, бескорыстная помощь, когда не ждёшь ничего взамен, просто потому, что тебе так дорога эта страна, её идеология, её цели и интересы... Когда забота о государстве больше, чем о себе самом.

  – И вы верите в это?.. - поинтересовался писатель. Ответа не было. Хадаганец лишь отрицательно покачал головой и разочарованно посмотрел на собеседницу. А затем слегка раздражённо спросил, делая глоток крепкого кастрюльного кофе, теряя к разговору всякий интерес и уже заранее, как ему казалось, зная ответ на поставленный вопрос. – Неужели вы действительно полагаете, что как таковой чистый патриотизм вообще существует?

  – Да не знаю... Всё может быть... Вопрос лишь в том, насколько важно описание неискреннего чувства... – едва слышно прошептала хадаганка, слабо улыбнувшись краешками губ, и с неприкрытой печалью взглянула на своего депрессивного собеседника. Брови писателя в удивлении приподнялись – это был не тот ответ, который он ожидал услышать.

Просмотреть полную запись

Гипат

Слабо светило зеленовато-охристое позднее вечернее солнце над Осколком Гипата. Оно пока ещё не садилось и было достаточно высоко, чтобы освещать все события, происходящие на этой бренной земле, поросшей бледно-изумрудной пыльной травой и редкими то грязно-жёлтыми, то серовато-жемчужными россыпями цветов. Небо постепенно окутывал глубокий мрак не фиолетового, берлинско-лазурного, как в обыкновенных местах по всей вселенной Сарнаута, а тёмно-серого цвета, словно спешно растущая виньетка по краям старинной фотографии красочного пейзажа. Дул слабый ветер, он нёс с собой навязчивый аромат пустоты и пресности, чем был пропитан до мельчайших частиц весь аллод и от которого во рту ощущался привкус тлена. Это было его сущностью, его призванием, его тайной миссией и заданием, которое нужно было во что бы то ни стало выполнить за период своего мучительно длительного унылого существования.

По этой грязной пыльно-нефритовой земле бродили призрачные волки. Они были огромными, ростом со взрослого эльфа, со сверкающими лазурно-ангельскими крыльями, словно сотканными из молитв покровителю и ему посвящённых душераздирающих песен, напеваемых тонкими звенящими голосами, похожими на голоса совсем ещё юных, облачённых в сияющие белые рясы священников Святой Земли.

У здешних волков призрачно-изумрудная шерсть клоками свисает с обглоданных костей, светящиеся в темноте подобно натёртым фосфором, а глаза у них белёсые, мутные, будто бы у слепых новорождённых тигрят. Они источают слабый свет, что подаёт сигнал об их пока ещё не до конца загубленной призрачной душе. Их худощавые лапы беззвучно ступают по покрывалу из пыльной травы и редких невзрачных цветов. Волки блуждают незаметно, не в поисках двуногого съестного, не в жажде свежей кипящей крови, а в стремлении обрести душу, запрятать её между фосфористых продолговатых истёртых костей. Пусть даже это будет человеческая душа, не звериная.

Для них не имеет значения, чья душа греет существо, главное, чтобы она была и светила по-райски завораживающим лазурево-небесным.
 

Сиверия

Кристаллы соли тщеславно поблёскивали в лучах никогда не садящегося ослепляющего сияющего солнечного диска. При таком свете сложно смотреть на снег. Он удивительно белоснежен и потому так сияет, переливается бесконечными бликами, подобно бриллиантовой микроскопической крошке, тоннами рассыпанной по земле. Но ещё сложнее смотреть на кристаллы... Они поразительно крупных размеров, их шлифует сотни лет морозный ветер, пурга и вьюга... Их грани перекликаются друг с другом, лишь усиливая блик звёздного сияния. Как жаль, что это озеро стремятся захватить местные, дабы пустить соль на производство. Ведь если исчезнет столь прекрасное, усеянное хрустально-прозрачными кристаллами, не станет ли это ещё одним шагом на пути к уничтожению всего самообразованного природного искусства? Уж лучше пусть соль останется у злых низкорослых гоблинов, они смогут, я верю, сохранить это чудо природы в большей целостности, чем сарнаутцы.
 

Кирах

Песок, напоминающий океан, так же стелется по земле плотными извилистыми волнами: они наползают друг на друга, смешиваются, путаются, создают настоящее океанское дно. Бесконечная пустыня расползается по грубой коре аллода, огибает красно-охристые каменные стопы, похожие на вылезшие из-под земли крючковатые пальцы, словно великаны, утонувшие в зыбучих светло-оранжевых песках Кираха, пытаются выбраться на поверхность, хватаются своими огромными руками за воздух, но всё так же неустанно тонут.

Здесь же валяются кости с иссохшим на них мясом животных и растёт лысый колючий кустарник. Живут тут только самые злостные существа. И лозунг «Выживает сильнейший» в этих местах является основой закона существования. Если вы слышите, как начинает яростно свистеть ветер, а песок начинает плыть под ногами, образуя неспокойный океан, уходите из этих мест, не задерживайтесь.

Не собирайте черепа умерших товарищей, они несут в себе проклятие этих земель. Плачьте дома, где нет песка, где нет этих чарующих великаньих гор и зыбучей жёлтой бездны.
 

Тенебра

Ламии живут обособленно, но семействами. У них своя иерархия и законы, которые не дано познать простым смертным. Их оружие всегда до блеска начищено и сияет, их чешуя всегда чиста, омыта ледяной водицей из ближайшего захваченного озерца.

Ламии любят опрятность и изящество, хотя иногда они и носят лохмотья, но в виде исключения. Эти чарующие своей диковинной внешностью существа словно русалки, вышедшие на сушу из воды. Изгнанные эльфы подводного мира. У них всегда есть в запасе пара-тройка переливающихся всеми цветами радуги ожерелий и тяжёлых металлических браслетов, на которых выгравированы древние заклятия.

Ламии живут в гармонии с природой, украшая её, подчёркивая её округлое рыхлое личико необходимым аксессуаром. Единственное, чего чуждаются эти поразительные существа, – людская компания, на которую они скалят белоснежные клыки и разражаются раздражённым шипением грядущей гибели их потревоживших.
 

Ассэ-Тэпх

Поля... Поля... Бесчисленные поля изогнувшихся, подобно балерине, стволов экзотичных деревьев, гладящих своими руками в пышных зелёных рукавах чарующе-васильковый небосклон. Проживая в сырости, сам поневоле становишься сходным с водной стихией, в сознании вместо мыслей бегут ручьи, а под ногами проплывает изумрудный источающий сладкий тягучий аромат растительности океан.

Птицы в эти леса залетают редко, их отпугивает местная дикость животного и растительного миров. Плотоядные грибы, белые и в астрально-чёрную волну тигры, жадные до куска человечины слизни и огры, поразительные во всей своей отвратительности. Крылатые помашут-помашут своими грациозными веерами из перьев, опасливо свистнут и улетят на Плато Коба, там и теплее, и червячки пожирнее да неповоротливее. И масляный солнечный диск не теряется в пушистых тёмно-зелёных кронах величественных лесов.
 

Хладберг

Воет ветер, завывает, пронизывая до тонюсеньких изогнутых костей, злится на живое, страстно желая стереть всё сущее с печального лица Сарнаута. Здесь никогда не утихают вьюги, никогда не тает снег и не цветут подснежники. Жизнь здесь настолько хрупкая, повиснувшая на волоске от падения в омут бледнолицей Смерти. Лишь нежить чувствует себя в этом разгневанном шторме как дома. Зло питается злом, оно подписывает так и себя, и симбионта, становясь всё могущественнее и угрожающе величественнее в своём искреннем бессердечном природном гневе.

Айрин

Медные листья кудрявой шевелюры обосновавшегося в одном из двориков дерева весело шелестят в преддверии праздника. Пока ещё слишком рано, чтобы отмечать день рождения Сарнаута и веселиться, но дух праздника захватил уже и самые незаметные закоулочки-закуточки аллода. Воодушевлённые идеей торжества, эльфы, собираясь в небольшие группы, звонко смеются, рассказывают о приготовлениях к балу, с восхищением замечают красоту малиново-сливовой краски, залившей предзакатное небо. Суетятся и крохотные озорные феечки, усиленно стараясь поспевать за своими восхищёнными хозяйками. Молодые эльфы, встречая тех, кто уже почтенного возраста, кланяются им и расспрашивают про самочувствие, желая бесконечно прекрасных лет. Сталкиваясь с ровесниками, они интересуются их планами на вечер и, в нередких случаях, договариваются о встрече. Всё здесь удивительно чудесно, словно сказка, воплотившаяся в реальность и окутавшая своим дурманом весь честной айринский народ. Музыканты охотно достают из кладовых свои пузатые лютни, исписанные золотым кружевным узором и спешат на улицы развлекать пирующих. Сегодня их ждут щедрые денежные дарения и другие подарки, украшенные пышными перламутровыми бантами. Эльфийки прихорашиваются перед зеркалами, примеряя любимые шляпки и подбирая перья, которые определённо должны гармонировать с нарядом, пудрят бледные щёки и подводят насыщенные лимонные с золотыми вкраплениями глаза. Эльфы надевают лучшие свои сюртуки и придирчиво выбирают запонки, которые непременно будут перекликаться с художественными деталями туфель.

Праздник близится. Все поют и радуются приближению торжества. Уже совсем скоро... Уже совсем скоро... Звенят колокольчики на шутовских колпаках у гримасничающих клоунов.

Просмотреть полную запись

Мир Аллодов Онлайн, а именно Сарнаут, наполнен разнопёрстным сонмом персонажей – мифических и сказочных существ, зачастую имеющих реальные прототипы мест и нпс. Порой они лежат на самой поверхности, порой стоит прежде вдуматься, чем их распознать. И я предлагаю начать в этой части с самых простых и очевидных пасхалок Темноводья. 

Калинов мост

Согласно квесту, выданному герою Велеславом Капищевым в Слободке, Вашему персонажу предстоит убить трёхглавого Змея Аспида на Калиновом мосту, расположенном на севере Темноводья.

Калинов мост, помещённый в разномастный мир Кватоха является прямой отсылкой к славянской мифологии. Периодически фигурирующий в русских сказках и былинах, он соединяет мир живых и мир мёртвых и перекинут через Огненную реку, иначе – речку Смородину. 

В действительности название «Смородина» не имеет отношение к ягодному кусту. Древнерусское слово «смород» имеет этимологические корни от слова «смага» - огонь, или пламя, так же обозначающего такие понятия, как дым или сильный резкий запах – смрад. В сборнике русских народных сказок река Смородина описывается так: «Не вода в реке бежит, а огонь горит, выше лесу пламя полыхает»

Да и само название моста происходит не от ягоды калины, а от древнерусского слова «кали́ть». В древнерусском языке слово «калина» означало раскаленное состояние металла. А так как, по преданиям, мост был перекинут через Огненную реку, то таким образом он, нагреваясь, раскалялся, отчего и был назван Калиновым мостом.

Мост, являющийся границей, охраняется Трёхглавым Змеем, в Аллодах Аспидом, своеобразным аналогом Цербера. Согласно одной теории, по этому мосту души переходят в царство мёртвых. Согласно другой, именно здесь герои сдерживают угрожающие добру силы зла, представленные в образе различных змеев. В игре, впрочем же, можно слить две теории воедино и воплотить их, погибнув в битве со Змеем.

На территории так называемого «мёртвого» мира проживают и другие такие широко известные сказочные персонажи, как Ядвига Крамольская (Баба Яга), а в живом мире можно найти Царевну лягушку, Серого волка и прочих героев, кои на деле столь знакомы простому обывателю.

Ядвига Крамольская

Хозяйка леса, повелительница зверей и птиц, охранительница границ царства Смерти. Сейчас речь пойдёт о самой известной представительнице сил зла славянской мифологии и фольклоре. 

В тридесятом царстве за огненной рекой Смородиной, в Глухомани Темноводья обитает прозванная в Аллодах Ядвигой Крамольской Баба Яга – неприглядная старуха, уподобляющаяся ведьме, колдунье. 

Задание на её убийство можно получить у Ивана Царевского в Слободке, страстно желающего смерти старухи, чьё проклятие лежит на возлюбленной нпс – Василисе. Впрочем, помимо роли Ядвиги в народных сказках, существует несколько отличных друг от друга взглядов на возникновение образа лесной колдуньи.

Довольно увлекательной может показаться версия, согласно которой образ Бабы Яги возник благодаря языческим погребальным обрядам финно-угорских народов.

Считалось, что души мертвецов способны мстить живым людям. Если человек еще при жизни обладал темной сверхъестественное силой, то после смерти его душа будет блуждать в поисках нового пристанища и, в случае, если не найдёт такового, то вполне вероятно, что он упустит возможность утянуть с собой в загробный мир и живого человека.

Дабы успокоить мертвого духа, люди изготавливали женскую куклу, одевали её в шубу мехом наружу и замуровывали в погребальную избу без окон и дверей. Так неспокойная душа сможет вселиться в игрушку, которая, будучи неспособной боле вырваться наружу, более не будет беспокоить мир живых.

Подобные избушки ставили далеко от поселений, глубоко в чаще леса, а саму конструкцию ставили на стволы подрубленных деревьев, после чего окуривали их можжевельником. Так, ноги у избы были не куриные, а именно курьи. Что, впрочем, позже забылось по истечению времени. 

Самая же распространённая теория такова: в древности умерших хоронили в домовинах (сродни современному украинскому «домовина» — гроб), расположенных над землёй на высоких пнях с выглядывающими из-под земли корнями, похожими на куриные ноги. Дома ставились таким образом, чтобы отверстие в них было обращено в противоположную от поселения сторону, к лесу. Так можно сделать вывод, Баба-яга — это умерший предок. Согласно другим сведениям, у части славянских племён Яга считалась жрицей, руководившей обрядом кремации мёртвых

Баба-Яга внутри такой избы была одновременно живой и мёртвой: она лежала неподвижно и не видела вошедшего из мира живых (ибо живые не видят мёртвых, мёртвые не видят живых), пока не чуяла «русский дух», а всем известно, что как живым неприятен запах мёртвых, так и наоборот. 

Образ Бабы-Яги принадлежит сразу к двум мирам, и это видно по местоположению избы на карте Темноводья. С одной стороны, она находится за границей мира живых (напомню, что границей является Калинов мост), с другой стороны, избушка всё же расположена сравнительно недалеко от реки Смородины, что говорит об её относительной близости к действительному миру. 
 

Странная лягушка, Василиса Мудрова и Иван Царевский

Широко использующийся в сказках образ Василисы Премудрой не избежал включения себя в сюжетную ветку АО и нашёл своё пристанище, как это ни удивительно, конечно же, в едва ли не самой или самой сказочной локации Сарнаута – Темноводье.

Основными действующими лицами представленной в игре сказки являются: Иван Царевский, Василиса Мудрова, изначально представленная нам в качестве Странной лягушки, и Ядвига Крамольская. История начинается с квеста под названием «Горе-стрелок» и выдаётся герою Иваном в Слободке. Цель его достаточно проста – отыскать стрелу в Гнилых Топях. Там игрок уже сталкивается с Лягушкой, наречённой невестой Царевского, относит её к нему, а после отправляется на убийство Ядвиги Крамольской, дабы снять проклятие с Василисы.

Говоря о Василисе, логично предположить, что фамилия – Мудрова – является трансформированной версией от «Премудрая». А именно Василиса Премудрая фигурирует в русской народной сказке «Царевна лягушка», что наталкивает на мысль, что за основу взят сюжет именно этого элемента народного фольклора. В сказке же дело обстоит примерно так:

У царя было три сына (о двух прочих братьях есть упоминание в монологе Ивана Царевского при выдаче квеста «Горе-стрелок», там же есть и упоминание о самой традиции выбирать себе жён).

Пошли они в чистое поле, пустили по стреле, но из младшенького снайпер был так себе (в контрстрайк, видать, не доиграл в свои годы), а потому всем достались невесты приличные, одному Ивану, как ему показалось, не повезло. Однако против воли отца не пойдёшь, пришлось царевичу жениться на лягушке.

После царь два испытания для жён устроил, на роль лучшей рукодельницы и хозяюшки, а в конце концов, отметив, что лучше всех с заданиями справилась лягушка, устроил пир. Василиса явилась туда в своём истинном обличье, Иван же, сплоховав, нарушил своё обещание и в печи сжёг лягушачью шкурку, из-за чего потом ему ещё долго пришлось вызволять свою возлюбленную из лап зачаровавшего её Кощея Бессмертного и тут нужно сделать главный акцент.

В сказке Баба Яга помогла царевичу, а заколдовал Василису Премудрую конкретно кощей, и именно его смерть и пришлось-то искать Ивану. В версии игры же вина проклятья висит на Ядвиге Крамольской, ну что ж... Фольклор он на то и фольклор, чтобы видоизменяться со временем, а данную отсылку можно считать разобранной.

Золотая рыбка и призрак Рыбака

Детская сказка о рыбаке и рыбке давно уже обрела статус едва ли не народного творчества, глубоко проникнув в русский литературный базис. Неудивительно, что творчество А. С. Пушкина нашло своё место во Вселенной Сарнаута. Впрочем, в игре его, конечно же, переиначили. 

АО-шная версия сказки имеет общее начало с Пушкинской. Далее идёт краткое описание действия с вставками цитат из квеста.

Согласно словам призрака рыбака, он однажды закинул в море невод. Пришёл невод не пустой, с рыбкой непростой - золотой. Старик со старухой обрадовались! Одарила их рыбка новым корытом, новой избой. Жить бы да поживать. Но Евдокиюшка... Стала требовать всё больше и больше: терем в столице, свирепых и загорелых стражников-хадаганцев на парадное крыльцо... Тогда-то терпение рыбки и лопнуло, отняла у семейства всё. Остались они у разбитого корыта. Ум Евдокиюшки вконец помутился, прокляла своего верного старика, прокляла и... зарубила.

Но только утверждает рыбак, будто не виновата старуха, словно злой дух завладел ею. Его нужно накормить, насытить, и он исчезнет. 

«Пена морская да ветер штормовой нашептали мне: недалеко от берега покоится на дне старинный корабль. А внутри - сундук золота. Пожалуйста, найди его и отнеси моей Евдокиюшке, сделай милость» 

Собственно, после выполнения задания дух из старухи изгоняется и она с ужасом осознаёт, что убила своего мужа и начинает плакаться о жестокой судьбинушке.

Символично и наименование героини – Евдокия Огрызкова. Вероятно, фамилия, в данном случае, является говорящей, а следовательно, характеризует до отвращения жадный старушечий характер, никогда не приводящий ни к чему хорошему. Что довольно интересно. 

В действительной сказке всё закончилось ещё на этапе отбирания золотой рыбкой всего полученного за желания. АО же с творческим подходом видоизменило историю, поместив его в свою крайне красочную и композиционно сложную Вселенную, которую мы все вечно любим своей (тавтология) невзаимной любовью.
 

Мокруха

Помимо проработанных сюжетных веток, уже представляющих из себя отсылки к элементам народного творчества, в Аллодах Онлайн есть и лишь легко обозначенные отсылки, которые графически ещё не доработаны. Примером тому является Мокруха.

В игре Мокруха представлена в виде простой лягушки-босса, с которой вам может выпасть немного синего одеяния при удачном стечении обстоятельств (если вы до неё доберётесь и она будет на месте, потому что в первую мою попытку добыть фотографию этого странного существа – я не обнаружила её не месте). Однако всё не так просто, как может показаться на первый взгляд. 

Что немаловажно, так это то, что Мокруха упоминается в поверьях Новгородчины и Вологодчины, а так как столица Лиги – Новгород, а Темноводье – приближенная к нему территория, следовательно, этот персонаж был добавлен сюда не случайно.

Согласно мифологическим описаниям, Мокруха может быть похожа на кикимору и является духом, обычно появляющимся в домах ночью (это в игре, к моему большому сожалению, никак пока ещё не обыграно). 

Вообще в названии мокрухи подчеркивается ее связь с водой. Если верить поверьям, то она всегда оставляла мокрое пятно на месте, где сидела.

В славянской же мифологии она имела облик женщины, пусть и не столь прекрасной, но уж явно не лягушки. Поэтому пока в игре мы можем наслаждаться только названием этого моба, ну, и знанием, что здесь она находится неспроста. Не даром и окружено её место обитания водой. Не хватает вот только избы и должного внешнего вида.

Продолжение следует

Просмотреть полную запись

Аммра

О город удивительных вершин, строений и умов, прекрасных дев и чудного вина.

Голоп пегаса таял в воздухе. Копыта тихо поцокивали в вышине небес. Сливаясь с чарующими пейзажами вечно зеленых каменистых холмов, увенчанных розовыми кустами, над Аммрой плыли такие же краплаково-сливочные перистые облака. Трава была вердепомово-нефритовой и тянула свои просветлённые насквозь пропитавшиеся солнцем личики вверх, к небесам. 

О вечное стремление взлететь куда-нибудь повыше или коснуться пуха облаков. 

Пегас, грациозный и величественный в испестрённой самоцветными камнями сбруе, сорвался стремглав вниз с кудрявого шерстяного облака. Влажный утренний ветер ударил ему в пепельно-чёрную морду, и вороной вспарил в омут кофейного неба с небесным баристой изящно льющимися молочными тропами облаков.

О, Аммра, напой мне шелестом сочных вишнёвых цветов и шептанием малахитовых трав тихий свист кипящих лазурных небес.

Светлолесье. Порт.

Полуденный зной, сменяемый куртуазными сумерками вечерней поры, всегда так тоскливо прекрасен. 

Вечор пастельные краски тонкие выточенные детские пальцы достают длинные кисти с беличьим волосом и подправляют размазавшиеся уголки расслоившегося на лососёвые и пуншевые, персиковые, абрикосовые пятна. Добавив чароитово-ежевичных теней на кучерявые краешки облаков и залив их верхушки словно сливочным маслом – светом, кроха с кистями расцветает улыбкой, словно нежнейшей орхидеей в поднебесных садах Тенсеса, выпустившего свою юную кровинушку пометаться по закоулкам созданной им удивительной Вселенной. Девочка едва слышно смеётся в испестрённые красками: сливовыми, коралловыми и канареечными – ладошки и, вспоминая об оставленном в заоблачном крае отце, ловко подхватывает краски и кисти, рассовывая их по карманам мешковатого белого халата, явно не подходящего крохе по размеру. В воздухе стынет аромат ягод и весны: вишни, черешни и чёрной смородины. Малютка проводит указательным пальцем кривую черту в воздухе, раскрывая источающий чисто-белое потустороннее сияние портал, и, уверенно перенеся туда ногу в маленькой белой туфельке, цокая каблучком, растворяется в тёплом весеннем вечернем торжестве солнечных красок влюблённости в жизнь. 

Кирах.

Золотой яблочный диск светила неумолимо клонился к размытой лиловой линии горизонта. Каменные пальцы, выползшие из-под земли и жаждущие заглотить в несуществующие лёгкие побольше пузырящегося кислородного коктейля, согнули фаланги под тяжестью всё поглощающей аметистовой бездной полуночных теней и беззвучно смеющихся карнавальных масок, засеянных песочными дюнами каменноликой пустыни Кираха. И только краплаковая сфера, объявшая солнце, словно броня воина. Всё спало вокруг. И пески, и камни, и большие скелеты зубастых, подобно акулам, крокозавров, гладкие бежевые кости которых обдувал едва слышимый восточный ветерок. И только где-то на самой окраине аллода скребли в беспространстве громадных скорпионы, перебираясь лапками по камням в удобное для ночной охоты место.

Жемчужное кольцо. Ирдрих.

Меленький белоснежный песок, экстравагантная зелень, пронзительные крики клетунов, парящих средь нежно-персиковой сахарной облачной ваты, верещание оголодавших чаек с одичавшими алыми глазами и хрустально-чистая пресная вода, сквозь которые видна каждая рыбёшка, каждый извивающийся пучок водорослей и волнистыми холмами улёгшийся песок, обременённый крупными раковинами-гребешками.

Облачённая в лёгкую белую шаль, вышитую золотыми нитками греческим геометричным узором, аэд медленно склоняется над безмятежно дремлющей гладью воды, от которой веет слабой прохладой. Она опускает перваншевые ладони в притягательный хрустальный омут, и лёгкий холод окутывает её ладони, проникая между пальцев, обвивая круги и нежно гладя девичьи руки. Серебристые глаза, похожие на два больших лунных диска мечтательно смотрят на собственное отражение в водном зеркале. Аэд распрямляет пальцы и, сложив ладони лодочкой, поднимает руки к своему лицу. Прозрачные струйки воды просачиваются сквозь пальцы, маленькими водопадами стекая назад, в шахматный омут озёр. Капли оставляют долго расходящиеся волнистыми слоями круги. Девушка медленно наклоняет голову и приникает губами к кромке сладковатой, словно из горного родника, воды, та проникает в горло и, обливая едва ощутимым холодком, насыщает с трепетом жаждущий влаги организм. Аэд расцепляет ладони, и остатки божественной жидкости с характерным звуком удара воды о воду разлетаются на крохотные капельки, сияющие, как небесные звезды, под целебными лучами, истекающими из белоснежного огненного солнечного диска.

Темноводье. Слободка. 

В Слободке всегда темно и сыро. Вокруг шныряют с омерзительным визгом вопящие крысы со светящимися сольфериновыми глазами, промокшей берлинско-лазурной шкуркой, всей испачкавшейся в грязи, и короткими обрезанными хвостами, скользкими, некогда бывшими практически бежевыми, но сейчас почти полностью окрасившиеся в пепельно-серый. Рядом с ними всегда шепчутся змеи на своём непонятном восточном наречии. В их полусловах-полушипении, от которого кругом идёт голова, а сердце в один момент камнем падает к стопам, можно различить разные степени доброжелательности: от "ссслусссшай, ссступай подальсссше, не месссшай" до "ссславная сссакуссска присссла, сссъем...". Тёмно-синие, словно ночь, бардовые, словно само зло, они раздувают свои узорчатые воротники и жадно скалят пропитанные смертельным ядом клыки. Здесь же, вэ траве, шуршат гигантские плотоядные пауки с восьмью мохнатыми лапками, большим клеймованным брюшком и набором светящихся, словно новогодняя гирлянда, маленьких злобных глазок. И вороны кружат над замком кольцами – одно плотнее другого, постепенно становясь уже и уже, медленно смыкаясь. И всё это пиршество ночных кошмаров приправленно дикими криками запертой в замке ведьмы, жаждущей свободны и льющейся ручейками кипящей свежей крови, подобной текущей из вулкана лаве, сжигающей и изничтожающей всё без остатка на своём пути.

Не гуляйте, дети, у замка в Темноводье. Не кормите воронов булкой с руки – они выклюют сначала ваши глаза, а потом вонзят клювы в мягкое податливое тело и вырвут сердце, юное, доброе детское. Не гуляйте, дети, у замка в Темноводье.

Сиверия. Недалеко от йети.

Гуляя по бесконечным снежным тропам, когда ноги уже давно насквозь промокли, оттого что каждый шаг не остаётся на поверхности дороги, а проваливается, уходит в снег по самые икры, привыкаешь к вечному морозу и начинаешь по-своему любить его. Есть что-то поистине захватывающее дух в просторах Сиверии, и для этого не обязательно идти к орочьим вратам, у которых обитается зимняя старуха. Когда носки надетые на носки перестают вызывать глупый снег, а лишь понятливое кивание; когда под шапку надеваешь платок, а под платок повязываешь ещё один; когда единственным спасением находишь медвежий тулуп, до ужаса тяжёлый и неудобный, вечно сползающий с плеч – тогда наконец начинаешь понимать, как всё-таки сложно и одновременно прекрасно любить эти не столь отдалённые от центра места. 

За что же можно любить Сиверию? Я часто слышу этот вопрос от моих друзей знакомый. И нет, дело не в том, что я не испытываю особой любви к летнему сезону – совсем нет. Всё дело в захватывающей дух атмосфере вечных льдов и мерзлоты, вечных снегов, вечно живущих под толстым слоем замёрзшей воды рыб с серебристой чешуёй и большими стеклянными глазами – они плавают в мутной жидкости, смешанной с песком, дышат равномерно раздувающимися жабрами и неспешно подгребают маленькими плавниками, похожими на перья.

Тенебра. Взгляд вампира изнутри Цитадели Тьмы. 

Изгой общества? Что есть изгой и что понимать под обществом? Не знаю. Но слова эти точно не обрисовывали ситуацию. Когда кого-то нарекают изгоем, обычно это подразумевает гонимость. Здесь же её не то что было, но она была непроизвольно желаемой. Это была просто пустота. В пространстве, времени, воздухе. Сплошная пустота. Вязкая, как трясина. Холодящая, как очиститель стёкол. И прелая. Будто вот-вот стошнит, вывернет, выблюет этой гадкой кашицей, забившей каждую пустоту между органами, заполнившей больные харкающие лёгкие, закупорившей артерии. А впрочем, есть ли там, внутри тщетно обливающегося кровью организма, чему умирать... 

Являясь вампиром, ты никогда не думаешь на то, как смотришь на окружающий тебя сочный, как молодая кровь, мир. Однако чужое настроение по отношению к тебе всегда угадывается так легко, будто бы невзначай... И вот ты смотришь на стоящего у соседнего прочного окна в пол с изящно литым стеклом вампира, такого же пустого и одинокого, как ты сам. Это то самое состояние, когда ощущаешь проходящий через тебя абсолютно чужой взгляд. Не отстранённый, не пустой, не безразличный. Человек смотрит прямо на тебя. Он видит тебя. Ощущает твоё присутствие в мироздании. Но никак не взаимодействует с твоими чувствами. Не вступает в контакт. Когда встречаешь такой взгляд, начинает легонько трясти, и весь внутренний мир, взорвашись, всплеском вытекает через глубокие глазницы лопнувших глаз, синей антифризовой жидкостью василькового цвета глицерата меди.
Этот холод течёт вязкими струями по лицу, пачкает одежду, стекает по рукам, сплетаясь с гармоничным узором вен. А потом тебя начинает тошнить. Кружится голова, смазываются границы предметов. Путаются понятия с мюслями [мыслями]. И дрожь усиливается. Всё естество буквально сводит и выворачивает на изнанку. И изо рта течёт всё та же синяя жидкость. Какой страшный день. Какой ужасный сон. Как хочется остановить всё это. Но спазмы продолжаются, и пустота продолжает извергаться из организма. Кровопийца, как обычно принято называть таких вот... существ, захлёбывается и уже почти желает собственной смерти, но ограничивается тем, что приваливается к стене и медленно сползает по ней вниз. Харкая и стискивая себя в объятиях он плачет без слёз, пустыми глазницами. Какой ужасный сегодня ветер.

А иногда в цитадель заходили какие-то люди, они смотрели на привязанных к этому месту людей, что-то говорили, потом убивали эльфов с пустыми глазами и уходили. Изредка лишь некоторые из них вновь посещали безликий дворец. Но надолго не задерживался никто. И слава Богу.

Хладберг. 

Хладберг. Как много в этом слове созвучного льду, вечному и неотвратимому холоду, промораживающему до костей и глубже. Когда ушей касается это удивительно гармоничное и текучее созвучие, как это не странно, звуков, то на тебя, словно снежной лавиной, сходит чудовищно силы поток воспоминаний. И вот перед глазами вновь возникает фигурка эльфийки, укутавшейся в шерстяную шаль, но забывшую сменить летний наряд на зимний. "Плохо стрекозе зимой" – поучал муравей, но никто его так в итоге и не послушал. И здесь срабатывает тот самый странно обозванный эффект зеркальных нейронов. Тебя будто бы обдаёт волной холодящего ветра, а в лицо врезается ворох гвоздей-снежинок, в большей мере напоминающий бесконечно маленькие кристаллы алмазного льда, вскрывающего лицо, разрезающего его точными тонкими длинными царапинами, оставленными крохотными белыми слезинками зимы.

Когда зима плачет, на Хладберге начинается метель. Одичавшая сила, повелевающая над снегом, наконец обретает всю полноту власти и, не сдерживаясь более ни секунды, она врывается в этот мир, чтобы верить здесь свой Страшный Суд нескончаемого льда и мёртвого снега. 

Не заставляйте зиму плакать, эгоисты! 

Примечание для расширения словарного и умственного запаса:

Зерка́льные нейро́ны — нейроны головного мозга, которые возбуждаются как при выполнении определённого действия, так и при наблюдении за выполнением этого действия другим человеком.

Остров откровения

О серые... Серые земли... Почему же в вас так мало цвета и так много нечистивой жизни?

Грязные сапоги опять тонут в очередном болоте, хорошо, что пришло в голову хоть не надевать любимые туфельки. Какая-то бесоподобная живность копошится в пыльной, давно уже умершей траве. Булькает кишащее микроорганизмами болото с отвратительно грязной, мутной водой. А сонные нефритово-охристые глаза устало блуждают по рыхлым кочкам в поисках нужного скелета. 

Где-то здесь похоронен воин. То есть как похоронен... Брошен, оставлен на волю редких здесь воронов, балующих себя от голодухи человеческой мертвичинкой. И вынужденность искать чьи-то останки в такой местности не может радовать. Мерзость. Везде грязь. Словно одна громадная лужа. Разве что местами высохшая и затвердевшая. И мрачная музыка вторит этому унынию в один голос. А где-то поблёскивает костями скелет былого воина. Где-то. Но только не в этом болоте, полностью изничтожившем и забрызгавшем штаны. 

Айрин. 

Изящная мелодия, наигранная лютней придворного барда, струится из-под длинных так же изящных пальцев с накрашенными в изысканный парнасской розы цвет ногтями. Звонкий смех озорных эльфиек, балующих себя дорогими сладостями и старыми утончёнными винами. Блеск и золото. Сияние и блеск. Золото и сияние. 

Маскарадные маски почётных гостей, украшенные пушистыми перьями экзотичных птиц, пышные юбки кружевных платьев и накрахмаленные идеально белые приподнятые воротнички кавалеров прекрасных дам, явившихся на айринское торжество. Чёрные плотно облегающие грудную клетку жилеты и бабочки, такие же идеально чёрные. Пальцы, хрупкие, словно тончайшие стебельки хрустальных мимоз, игриво бегают по шелкам праздничных и нарядных одежд, меху, атласным бантам, ловко ловят с серебряных подносов с фруктами тёмно-пурпурные виноградины, поднося их к глазам, весело всматриваясь в эту крохотную пародию вселенной и, ощутив, как приятно щекочет сладковато-вяжущий аромат ноздри, опускают их в рот, скрывая за ровным рядом жемчужно-белых зубов и припухлых губ оттенка насыщенной фуксии.

Кружащая голову и поистине ошеломляющая торжественность, дух вечных изысков и грациозности, слабый аромат вина, тянущийся невесомым шлейфом особенно за молодыми гостями в нежно-персиковых и розовато-лиловых платьях и белых туфельках на маленьком, но устойчивом каблуке, царит здесь ежечасно, так же как светят в рассветную пору самоцветы невероятно далёких и чарующих звёзд. Путешествие в это место поистине удивительно, оно дурманит голову и радует глаз, привычный к неприятным и бледным родным пейзажам. Но порой нужно знать, когда стоит вовремя остановиться, чтобы не утонуть в этой нереальной сказочной идиллии и не стать её вечным заложником. А впрочем, если это кого-то волнует, то можно просто легонько пригубить местного пьянящего вина глубокого вишнёво-сливового оттенка. И тогда все тревожащие мысли утомлённый от действительности рассудок улетучатся, растают в суматохе дня, как сахар в чае.

И будет извилисто литья ручейком Аммровских долин мелодия заколдованной лютни, и будут петь вечно молодые и извечно прекрасные эльфийки старинные баллады, восхваляющие свой трагический и благородный путь, и будешь ты среди этого карнавала лжи и притворства изрекать же ложь и притворяться, пока не наскучит водить за нос себя же самого.

Просмотреть полную запись

Суслангер

Сладким свистом запевающая пустыня, по которой горстками разбросаны сказочные миражи - оазисы, окаймлённые рассыпавшимся на бусины ожерельем изумрудов салатово-бирюзовой амброзии, воодушевлённо сверкающей своими гранями при свете жаркого солнца.

При каждом её шаге витые локоны, слабо отливающие золотом в приглушённом свете гостиного зала, забавно подпрыгивали, распускаясь и вновь собираясь в пружинки, а вплетённые в причёску диковинные перья да каштановые листья ритмично покачивались взад-вперёд, щекоча воздух. 

Грациозная походка, изящные очертания и смиренная улыбка на устах. Амброзиевые кристальные гроздья в её руках кажутся непривычно крупными нефритовыми бусинами, они почти что сияют своей салатовой изумрудностью на фоне бледной кожи благородного оливкового оттенка. Кристаллы, будто обработанные искусным мастером, переливаются в лучах жаркого июльского солнца, отбрасывая солнечных радужных зайчиков, и кажутся такими лёгкими, почти невесомыми в руках прекрасной будто бы фарфоровой нимфы. 

Её шаги тонут в тишине залов, россыпью шелеста подземных озёр Суслангера, в которых зреют зеленоватые кристаллы и тянутся к небу, скрытому за плотной массивной земной коркой. Кремово-золотистая ткань, словно молоко, струится многочисленными складками, огибая плавные контуры девичьего тела. Платье кажется почти невесомым, как и сама девушка, она будто плывёт по пустыне, лишь носками грациозного изгиба ступней в кожаных сандалиях, касаясь раскалённого под вечным жаром суслангерского солнца песка. 

Ледяной металл замысловатого браслета холодит кожу, заставляя её слегка подрагивать при каждом лёгком движении. Её глаза смотрят внимательно прямо в душу, нежным ветерком пробегаясь по поверхности, оставляя за собой едва заметный след линий тонких пальцев. 

Никто не знает, куда идёт эта нимфа, и никому никогда не узнать её мыслей, не понять чувств. Она - то, что невозможно распознать, что существует где-то за гранью нашей реальности. И если когда-нибудь она исчезнет, то едва ли хоть кто-нибудь в этом мире заметит это.

Она уйдёт тихо, незаметно, растворится в воздухе и сольётся со стенами, оставив после себя в воздухе лишь сладковатый аромат фиников и прохладу влажного ветра, пришедшего откуда-то с пряного севера, где жизнерадостно только что пробушевала буря жадных до крупиц жизни штормов...

Сиверия

Вечные льды, вечная мерзлота и вечный холод. Круглый год стоит зима, и снег круглый год не тает. Равномерный слой пуховой перины, сотканной из тысяч и тысяч снежинок, давит своей тяжестью на окаменевшую, или если точнее, оледеневшую землю. Кристаллы соли сияют на солнечном свете, отливая радугой и отбрасывая радостные блики. Шебурлящий поток холодной, как ад, воды, местами пробивший толстую ледяную корку, сковавшую все здешние реки. Мир льда. Льда и снега. И сидящая на промёрзлых каменных ступенях величественных каменных врат старуха в непропорционально большой фуфайке на бараньем меху. 

«Здесь одни орки да медведи... Тигры да водяная нечисть... Хоть бы завезли что-нибудь симпатичное, например вишнёвое дерево» — пожаловался бы кто-то, да зачем; деревце бы тут не прижилось, а красоту губить жалко б было. 

Старуха молчит. 

Она всегда молчит. Молчит, как камень, как гора, как снежная гладь уединённых полян, как самый громкий крик немого сарнаутца, заплутавшего в этих странных и мёрзлых землях. Да и вообще она достаточно редко показывается кому-то на глаза. И дело не в том, что у неё крохотные неприглядные глазки или грубые широкие ладони, всегда согретые шерстяными перчатками. Дело даже не в плоском лице и коренастости старческой фигуры. Нет, здесь внешность никогда не играла никакой роли. Просто она слишком не любит суету. 

Ей по душе это место. Эти бесконечные снежные долины и поля оледенелого камня. Злые мертвецы, разгуливающие поблизости от своих могил, громко звеня цепями и грохоча тем, что ещё осталось от костей. Голодные рыжие и белые тигры, которые всегда ходят поближе к туристическим тропам и низко опускают свою тяжёлую голову с выступающими внушающими страх клыками. 

У неё была устоявшаяся с годами привычка вставать рано утром, когда спит даже ещё само солнце, а месяц клюёт носом, проваливаясь в по привычному холодный дневной сон. Она черпала ведром из ближайшей от неприметного, скрытого от глаз в вершинах гор шатра реки воды, относила его домой, громко хрустя свежим жемчужным снегом, там умывалась и, заварив себе крепкого елового чая, выносила на улицу небольших размеров табурет и любовалась извечным видом, от которого каждый день, сколько бы лет она не поддерживала эту традицию, сердце ухало в пятки, разражаясь чередой гулких ударов. Она проводила обычно так час или два. Смотрела, как сначала белый костёр, а потом уже и просто тонкая белая струйка пара поднимается над белой, как снег, керамической чашкой. А снег здесь всегда был синеватый, будто бы какой-то художник случайно прибег к лессировке лазурным и потом уже не знал как это убрать; в итоге, немного поразмышляв, он решил, что так даже будет и лучше. 

Глаза старухи были невозможно белыми, как самый чистый свет, и смотрели всегда с прищуром, от которого ни одна деталь не могла ускользнуть. Всё она замечала и всё помнила. 

А ещё ей нравился ветер. И он тоже разделял её привязанность к Сиверии, распевая гимны вечному холоду, воем эха разносившиеся из ущелий в застывших сизых скалах по бескрайним просторам севера. 

Дайн

Садилось солнце, и зажигались звёзды, а он всё шёл и шёл, не останавливаясь, не меняя маршрута. 

Тёмные улицы встречали его запахом уже ужившейся там плесени и сильно ударяющего в нос запаха металла, скрипом деревянных оконных рам и криками душ, что никак не могли уснуть. Это были некогда жившие здесь местные. Он слышал их всю дорогу и считал, что это нормально. 

Развалины всеми забытых домов смотрелись при свете луны тёмными особняками, собранными из металлических листов, горы синевато-сиреневого камня, прогнивших досок и больших коробок для переработки мусора. Лишь редкие гости этого царства битого стекла и консервных банок, большие диковатые собаки, в своём сходстве сильно напоминавшие извалявшихся в грязи волков, властителей северных лесов, изредка встречались меж рядов мусорных свалок. И, конечно же, порождения Архитектора, патрулирующие окрестность в компании демонических неоновых гончих. 

Их тихое злобное рычание было слышно в каждом углу; казалось, из каждой щели на тебя смотрели два крупных белоснежно-мёртво-металлических глаза, мечтающих впиться тебе в глотку и наконец испробовать свежей крови. Но было в этом месте что-то, чего боялись и эти разбитые жизнью звери. Это была Смерть. 

Она медленно шла по пустынным улицам этого заброшенного царства нищеты и разбоя, бесформенной тенью скользила по шатающимся картонным стенам жилищ, оставляя за собой бесконечный след из холодящего душу мороза. 

И призраки умерших разлетелись в стороны при виде неё, а собаки прятались в жалких лачугах, испуганно скуля и трусливо поджимая искусственный ободранный хвост. Лишь чёрные тени прислужников следовали за ней, цепляясь своими кривыми руками с изломанными пальцами за края «домишек»; они бесшумно смеялись и улыбались в темноте своими беззубыми улыбками, высматривая опустевшими глазницами следующих жертв, кто ещё жив, кто ещё не ушёл с ними. 

И тот, кто гуляет поздно ночью по разрушенный кварталам, кто слышит зов скорбящих душ, тот, чьё сердце не сцепляет тревога при виде теней от несуществующих предметов, скользящих за ним по пятам, тот повстречает её, Повелительницу Тьмы, жадную до чужих сердец, наполненных осколками звёзд несбывшихся мечт и надежд о любви и жизни в одном сосуде.

Счастье, оно так иллюзорно. Но как же натурально со звоном разлетается оно об асфальт под смех бесформенных чудищ ночи.

Это апокалипсис нравственности, апогей людского уродства и апофеоз этой третьесортной пластиковой драмы под названием  ж и з н ь.

Тенебра

В далёких лесах хвойного севера, где музыка ветра звучит и днём, и ночью, родилась маленькая хранительница тайн, душа старой скрипучей осины, воплотившаяся в живое разумное существо.

Её тёмно-зелёные, как зимняя хвоя, глаза, с золотыми песчинками-вкраплениями светились, выглядывали из темноты, окутавшей Тенебру, сжавшей её в своих крепких, душащих объятиях. Она смотрела на проклятых эльфов.

Эльфы. Казалось бы, самые прекрасные существа во Вселенной Сарнаута. Что же довело их до такого состояния? Боязливость? Стремление к потерянным идеалам далёких веков? А не жадность ли случаем? Разве не жадность была тем, что побудило эту прекрасную расу массово изменять своей природе, обращаясь в красноглазых кровопийц и тёмных некромантов? 

Старая осина, качаясь на ветру, горестно вздыхает и смотрит на грязных взъерошенных мокрых крыс с круглыми красными глазами-бусинами и острыми коричнево-жёлтыми зубами. Они водят пепельно-розоватыми хвостами по едва влажной после ночных дождей земле, стряхивая ледяную хрустально-голубоватую воду с травы, превращая её в струйки водопадов. Крысы всегда обитают рядом с разумными существами, там, где есть неосторожные эльфы, у которых такая очаровательной сладковатая сочная плоть. 

Хранительница тихо вздыхает, и её родная осина в голос ей стонет протяжным скрипом сухого дерева. Существо разочарованно качает головой. Ветер доносит до неё шелест малочисленных лиственных пород, здесь обитающих. Она внимательно вслушивается в эту странную мелодию, что-то в ней разбирая. И ей так безумно хочется снова стать осиной, забраться под твёрдую, потрескавшуюся кору, жадно заглотнуть горечь рыжеватой смолы и с трепетом рассеяться тихим размеренным хрустом веточек где-то на самой макушке. 

Она смотрит на дерево перед собой, по-отечески её жалеющее, она смотрит на свои зеленоватые и очень бледные ладони с кровяными жилками, она смотрит на босые ноги и влажную траву и обхватывает свои колени, прижимая их к груди. Если на Тенебре наступит зима, что будет с этими руками, столь напоминающими слабые февральские травинки?

Новоград, окраины города и торговый ряд

Накидывая на плечи винного цвета пальто, ловко обвязав несколько раз вокруг своей шеи шарф, словно предсмертную петлю, хватаю лежащие на тумбочке перчатки, карточку и несколько мелких купюр. Дверь со скрипом хлопает за моей спиной, а улица уже приглашает в свои объятия. Почти же инстинктивно пихаю вперёд дверь первого этажа, ведь здесь мне всё известно наощупь. 

Выпархиваю из открытой каким-то незнакомым мужчиной двери, приветствуя ласковый октябрьский ветер, поднимающий в воздух распущенные по причине лени волосы цвета горького бельгийского шоколада. В нос ударяет привычный запах дождя и сырого асфальта, как бы это коряво и банально ни звучало. 

Делаю шаг и, следуя своей вечной привычке, чудом не падаю с верхней ступеньки лестницы, но чудом удерживаю равновесие и быстро спускаюсь. Ноги в лёгких сапожках тонут в бесконечных лужах, но мне удаётся покинуть двор более-менее сухой.

Заворачиваю налево, как всегда легкомысленно полагая, что молнии не будут мчать по пешеходной территории, но ошибаюсь и под раздражённый гудок водителя прошмыгиваю перед самым транспортом, вскакивая на поребрик. 

Теперь поворот направо и по уклону наверх, держась за холодные перила. А ветер всё так же дует в лицо, коченеют пальцы. Боком обхожу сидящего в углу вечного пьяницу с мутно-зелёной бутылкой какого-то алкогольного напитка и, спешно сделав ещё один небольшой крюк направо, ловко взлетаю по лестнице наверх. Со звоном колокольчиков открывается дверь, и вот я уже в тепле неустанно работающей каждые двадцать четыре долгих часа в сутки лавчонки. Осталось лишь отогреться и уже пора возвращаться домой.

Умойр, Вышгород

Пряный городской пейзаж за окном, тёплый, словно гранат, прогретый до каждой косточки. Мощённые булыжником улицы с привкусом цитрусов и настолько родного, близкого душе чая... Очарование этого города всегда казалось ей каким-то таинственным и таким сладким, неимоверно кружащим голову и все скучковавшиеся в ней лёгкие бабочки-мысли... Рыжеватая черепица крыш и высокие крылечки, белёсо-серый тёплый, как и всё здесь, камень... Вышгород. Какое мягкое слово. Будто карамель тает на языке. Здесь живёт подлинная красота архитектуры, старинная магия таится в фасадах, а в одном из прекрасных творений зодчества живёт странно-прекрасная девушка. Такая же обворожительно-мистическая, как и сам город... 

Радужка цвета крепко заваренного чая. Тёмные, почти чёрные сияющие теплотой любви стеклянные глаза, приподнятые в невинном удивлении, будто бы на секунду потеряли картинку; и выражение лица стало каким-то рассеянно-удивлённым, далёким и непонятным, но в то же время существующим и таким завораживающим. От неё просто невозможно было оторваться.

Её хрупкий, худощавый силуэт будто бы растворялся в наполненной медово-тягучими тенями комнате, она казалась нереальной, словно призрак, но стояла так близко, что, лишь протянув немного руку, можно было дотронуться до кончиков её вьющихся волос.

Худенькая ручка, сжимающая тонкий беленький шарф, так гармонично сочетающийся с летним салатово-охристом ситцевым платьицем, слегка расслабилась, выпуская ткань.

Она снова потерялась в своих мыслях, 
Растворилась в них, на мгновение забыв о реальности жизни.
Сейчас она напоминала бабочку, такую лёгкую и воздушную, что замерла в трепетном ожидании полёта в никуда.
Её крылья уже расправлены, а в воздухе разливается манящий карамельно-сладкий аромат пыльцы.
Ей дано замереть лишь на несколько секунд, такой короткий срок для того, чтобы подумать, но такой захватывающий и дурманящий голову.
И вот она лёгким движением почти невесомых крылышек вспархивает с места и летит вперёд, в жизнь, к солнцу.
Туда, где всегда есть те, кто любит, и тот, кого можно полюбить;
туда, где тепло душе и сердцу, даже если на улице моросит дождь;
туда, где есть то, ради чего, возможно, стоит жить;
туда, где горят восходы и пылают закаты;
бабочка летит на свет, не боясь опалить крылышки, 
а зачем?
она и сама не знает. 

Квартиры с видом на Парк Победы, окрестности Незебграда

Накидывая на плечи длинное чёрное пальто и даже не удосужившись завязать его, молодая хадаганка спешно покидает душную парадную, пропахшую плесенью. Её встречает холодный воздух, такой же влажный и зябкий, пробирающий до костей. Под ногами разошедшаяся в нескольких местах плитка с разъевшими её ледяными шрамами; чёрные туфли на каблуке, так и не снятые после вечера, проведённого в квартире, звонко стучат по асфальту, быстро удаляясь от родного сердцу грязно-серого здания в несколько этажей. 

В доме сидит мужчина с заметной щетиной, тупо уставившись на глупый узор ромашек на скатерти. Его руки сжимают едва ещё тёплую чашку чая, в воздухе ощущается слабый аромат горечи имбиря. Он смотрит за окно, наблюдая, как небо постепенно темнеет, принимая жёсткий металлический оттенок, сковывающий и птичью обитель – Незебград, и его самого. 

Она стоит на переходе, уступая дорогу пролетающим мимо молниям и пернатым грифонам с крупными горящими жадными глазами, нервно подергивая рукав пальто и размышляя о том, как бы быстрее добраться до круглосуточно работающего торгового магазинчика где-то в столице и всё реже вспоминает о том, кто она, как и зачем здесь появилась. Пальцы дрожат, цепляясь за ткань, и, пытаясь успокоить себя, девушка выуживает из кармана последнюю и столь редкую шоколадную конфету и, недолго думая, отправляет её в рот. Тело расплывается в истоме, на губах застывает прохладная улыбка. 

Он поднимается с дивана и делает несколько шагов навстречу балкону. Рядом стоит маленькая плита, уютно вписавшаяся в скромный интерьер кухоньки. На ней всё ещё стоит турка с обгоревшими краями, и чёрное зернистое пятно уже застыло на белой кафельной поверхности. Хадаганец жадно втягивает носом воздух. Кофе с примесью её вишнёвого парфюма. По латунной глади мирно плывут грязные обрывки облаков. 

Расплатившись с продавщицей, типичной откровенно полной хадаганкой лет тридцати с хвостиком, юная особа ловко подхватила насчитанную ей сдачу, и монетки, ударяясь друг о друга, со звоном потонули в чёрной дыре кармана. 

Хозяин квартиры закрыл дверь на ключ и, с трудом переставляя ноги, поплёлся в сторону спальни. Рухнув обессиленным телом на кровать, он уставился на белый потолок, местами охваченный старой паутиной с уже давно навечно уснувшими насекомыми. Ветер колышет кружевную штору, скрипят ставни. 

Она хотела купить сигареты, но купила лишь подозрительного качества сок грейпфрута на двести пятьдесят миллилитров, как гласил потёртый лимонно-жёлтый ценник. А вообще странно и то, что она нашла даже такой продукт. Острый край трубочки легко разрывает перегородку и плавно входит в упаковку. Красная горьковато-кислая жидкость оттенка рубина быстро скользит по дорожке, ограниченной прозрачными стенками трубочки. 

Она шумно выдыхает, и пар, клубясь, быстро растворяется в морозном пространстве. Грустное, но прекрасное время года. Небо, охваченное потоком облаков, мирно плывёт над её головой, унося с собой тяжёлые времена, ненужные мысли и глупые воспоминания. 

Осенний ветер колышет ещё не опавшую листву клёнов. Одиноко скрипит старое дерево. Записка на обрывке тетрадного листа теряется среди вороха жёлтых листьев. Мелкий и путаный почерк размывается от воцарившейся в городе влаги. 

Сентябрь. Тридцатое.

Она старается не думать, а он усиленно пытается забыть то, о чём не думать не получается. Но осень помнит всё, в равной мере как и то, что когда-нибудь этим двоим придётся вернуться к ней под материнское крыло.

Руины Ал-Риата, Хрустальный пик и Звёздная россыпь

– Идём же, скорее! Ну чего ты? Идём! – Всё повторял и повторял маленький зэм с неправильно надетой вверх-ногами мертвенно-белой с яркими чёрными пятнами глаз маской, дёргая свою подругу за рукав белой ночнушки, - Поторопись! 

– Куда мы идём? Я хочу домой и спать, – недовольно проворчала сонная голова со светлыми кудряшками, еле-еле переставляя заплетающиеся от усталости ноги. В то время как её ночной визитёр каждую секунду чуть ли не подпрыгивал и бежал вперёд, но, увидев, что она ещё далеко, возвращался, хватал за руку и тащил вперёд. Однако, будучи весь в предвкушении чуда, вскоре забывал о ней и уже вновь мчался по широкой тропинке средь густых зарослей светящегося нежно-неоново-синим светом в полумраке ночи можжевельника и кустарниковой ольхи. 

Хадаганка шла не спеша, задрав голову, рассматривая ночное небо. Она видела звёзды, мысленно соединяя которые, можно было увидеть дракона, рядом с которым покоились малая и большая медведицы. Звезды, напоминавшие крохотные кусочки фольги или блёсток, по неосторожности кем-то рассыпанные в небе, излучали бледно-голубой свет, а меж ними, воцаряясь, как казалось девочке, выше неба и земли, сияла полноценная владычица тёмно-синей глади небес - Луна. Сегодня она была необычайно прекрасна и дарила свет и спокойствие двум ребятишкам и всему окружающему их огромному Сарнауту. 

Наконец меж зарослей показался небольшой кусочек неба, ранее скрытый за внезапно густыми зарослями. По мере приближения к обрыву, кусты отходили на задний план, открывая взору бескрайний простор глубокой синевы. 

– Вот, вот, я же говорил! – Радостно воскликнул мальчишка, всплеснув руками. – Смотри, Эви! Да не на небо, что же ты такая непонятливая? Вниз посмотри, вниз! 

Девочка медленно опустила взгляд на поляну, полностью заросшую синевато-белым, лишь слегка светящихся лопухов, и замерла в трепетном восхищении. Сотни, нет, тысячи маленьких светящихся фонариков летали так низко над землёй, что, казалось, вот-вот и упадут. Они сияли в темноте приглушённым то сиреневым, то зелёным светом, освещая лишь небольшое пространство вокруг себя, из-за чего казалось, будто светятся всем тельцем. Но этого света хватало, чтобы возникло ощущение, что это звезды, спустившиеся на землю и затеявшие непонятную игру, похожую на какой-то в душе знакомый каждому человеку танец, полёт над лопуховой поляной при свете Луны.

– Волшебно... – Вот единственное, что смогла вымолвить зачарованная зрелищем хадаганка спустя минуту молчания и радостного удивления. 

– Вот, я же говорил, что тебе понравится. – Довольно улыбнулся зэм, взлохмачивая свои седые с рождения волосы и присаживаясь на землю, совсем не боясь испачкать недавно выстиранную им после очередной ночной прогулки по пригороду светло-салатовую пижаму. Немного постояв, блондинка с небольшим сочувствием взглянула на свою безупречно чистую ночнушку и розовые плюшевые штаны, но всё-таки решилась сесть. Земля была прохладной, но девочка этого уже не замечала. Она смотрела на танец светлячков, золотой пылью покрывший всю долину, слушала, как стрекочут в траве кузнечики, как шуршит трава от каждого дуновения ветра, и мечтала о том, как вырастет и они с Вестером придут снова сюда, сядут рядом и будут молчать... Молчать не потому, что нечего сказать, а потому что им есть о чем подумать, подумать на двоих. Об их дружбе, предстоящей школе и долгой разлуке. А вдруг они больше никогда не встретятся? Ведь многие люди, с кем мы дружили в детстве, уже давно ушли из нашей жизни, мы можем даже не помнить их имён. А вдруг они тоже забудут друг друга? И даже в том случае, если встретятся потом, то не узнают, не поймут, не вспомнят, что были знакомы...

– Эви, – Вестер внимательно посмотрел на свою подругу, – давай пообещаем сейчас и здесь друг другу, что даже если нас разведёт тропа жизни, то мы всё равно будем помнить друг друга. Мы встретимся в будущем, я уверен, – он ещё раз сосредоточенно заглянул ей в глаза и попросил. – Дай сюда свою руку, пожалуйста. 

Маленькая хадаганка протянула тонкую бедную ручку вперёд и с удивлением ахнула, когда он достал серебряную цепочку с маленькой подвеской в виде винтажного фонарика, урегулировав размер, зацепил на замочек и аккуратно опустил его в девичью ладонь. Эвелин сжала в ладони подарок и, придвинувшись, крепко обняла друга. Ей хотелось плакать от счастья, но она сдержала слезы и лишь один раз хлюпнула носом. 

Небо оставалось всё таким же тёмным, звезды светили по-прежнему ярко, как и раньше шелестела трава и стрекотали кузнечики... Маленький светлячок, заблудившись среди громадных лопухов, решил взлететь повыше, чтобы осмотреть всю поляну. Добравшись до самого верха большой каменной скалы, чем ему показался обрыв, он заметил двух людей. Часто-часто заработав крылышками, маленький огонёк опустился на покоившиеся на коленях ладони девочки и с интересом присмотрелся к подвеске. Но вскоре потеряв к ней всякий интерес, он вновь вспорхнул и полетел домой, к своим родным братьям и сёстрам под звонкий смех ребятишек, доносившийся из-за его спины. 

Кто видел свет, уже никогда его не забудет. Он может больше не вспомнить, как выглядело то, что он повстречал давным-давно, в далёком детстве; не вспомнить звуки, голос, но ощущение никогда не сможет раствориться в его памяти. И когда он снова встретит свет, то обязательно поймёт, что это именно то, что он искал так долго, всю свою жизнь. Это маленькое солнце, личную путеводную звезду, светлячка, освящающего зеленоватым сиянием его жизненный путь.

To be continued... (because the world of the game is so touchingly fabulous)

Просмотреть полную запись