Человеку свойственно планировать будущее, ставить себе цели и идти к ним. Но порой судьба поворачивает совсем в иное русло, приходится пересматривать взгляды на жизнь, раз за разом переосмысливая своё отношение к окружающему миру. Главный герой – Сергей Стужев, родом из глухой деревни, парень с незатейливыми планами на ближайшую перспективу. Вдохновившись поступком своего единственного друга, Стужев принимает решение в корне изменить свою жизнь. Он покидает родные края и поступает на военную службу, где сталкивается с реалиями жестокого мира за пределами нейтральных территорий. Множество испытаний ожидают его на этом пути: радость и боль, счастье и страдания всегда идут рядом с ним.
В основу повествования положена армейская тематика, большое внимание уделено анализу нравственно-психологического состояния героев книги. Экшен – в очень умеренных количествах.
Иллюстрации к повести: VK, DeviantArt
- Вступление. Вечная мерзлота
- Часть I
- Глава первая. Опоздание
- Глава вторая. Испытание на прочность
- Глава третья. Проверка на вшивость
- Глава четвёртая. Напускное и настоящее
- Глава пятая. Вопрос выбора
- Глава шестая. Трясина повседневности
- Глава седьмая. Вдали от привычного
- Часть II
- Глава восьмая. Нулевой потенциал
- Глава девятая. Билет в один конец
- Глава десятая. Непримиримость
- Глава одиннадцатая. Сеятель
- Глава двенадцатая. Из ученика в учители
- Глава тринадцатая. Заочные потери
- Часть III
- Глава четырнадцатая. Зов Родины
- Глава пятнадцатая. Ломка стереотипов
- Глава шестнадцатая. Шаг в отражение
Часть II. Глава 8. Нулевой потенциал
– Марфуша! Идём гулять! – с улицы послышались девичьи голоса. Вместе с ними в горницу забрёл приятный летний ветерок, будто тоже приглашая выйти на прогулку.
Марфа отложила шитьё, подняв глаза на мать.
– Можно, – мягко сказала та.
Девушка широко улыбнулась и помчалась к двери, по пути заглянув в зеркало.
Вдоволь накупавшись, девицы сидели у берега реки, плели друг другу косы и пели песни. Лёгкая дымка над водой подёрнулась розоватым свечением в лучах закатного солнца, а свежий вечерний воздух придавал доброго настроя.
– Слыхала я, что Стас к тебе свататься собирается, – сказала подружка, глядя на Марфу.
– Врёшь! – удивилась та, а потом добавила грустно. – Он-то на меня давно заглядывается, да семейства наши разного полёту. Ему родители невесту побогаче отыщут…
– А вот ничего и не вру, – хитро промолвила девица. – Станислав своим вольным норовом давеча прославился. Родительское слово для него не закон, кого захочет, того и возьмёт замуж.
– Ага, а отец потом наследства лишит, – покачала головой Марфа.
– Как по мне – муж с таким складом ума на пустом месте хозяйство построит и любу семью прокормит, – парировала подруга. – Так что повезло тебе, Марфунь.
Девушка густо покраснела, наматывая золотистый локон на палец и уже не сдерживая улыбки.
– Ох и погуляем на твоей свадьбе! – подруга сладко потянулась и откинулась в сено.
– Полно тебе… – Марфа игриво толкнула её в бедро, отчего та громко рассмеялась.
***
Канийка последний раз посмотрела в окно, не в силах прогнать глупую улыбку и щекочущее чувство радости в груди от новостей, услышанных вечером. Девушка вынырнула из белой сорочки и, счастливая, повалилась в постель, мыслями витая где-то рядом со своей отрадой и будущим мужем.
Марфа проснулась от чьего-то крика, отдалённого, но очень громкого. Завернувшись в простыню, она выскочила из своей комнаты и постучалась к родителям. Ей незамедлительно окрыли, мать и отец тоже не спали.
– Вы слышали? – обеспокоенно спросила канийка.
– Слышали, – мать обняла её, поцеловав в лоб. – Иди к себе, отец пойдёт, разузнает, нужна ли помощь. Мог зверь дикий кого задрать, бывало уж такое.
– Береги себя, папенька, – Марфа придержала отца за руку, повинуясь какому-то странному чувству, и поспешила выполнить указание матери.
Она вошла обратно в свою светлицу и уже собиралась лечь, как подобный крик раздался вновь. Потом ещё и ещё, а вскоре к ним присоединился вовсе непривычный звон.
Набат.
Быстро одевшись, Марфа с матерью выскочили на улицу. В деревне царил хаос, люди метались в панике, убегая от неведомой напасти. Марфа не предпринимала попыток присоединиться к остальным, а всё старалась высмотреть в толпе отца, но его нигде не было видно. Остановить кого-то, чтобы спросить, что случилось, тоже не получалось. Но спустя минуту ответ явил себя сам.
Между домами плотным строем шагали люди, закованные в сталь. Каждого, кто пытался встать у них на пути, просто сминало под тяжёлыми щитами и ударами полуторных мечей. Землю окрасили красные потоки крови, в считаные секунды тихое безмятежное селение превратилось в преисподнюю.
От открывшейся взору картины Марфу охватил дикий исконный ужас, и ноги сами понесли её прочь от вторженцев. Она бежала в темноту, пытаясь как можно быстрее отдалиться от звона стали. Земля проносилась перед глазами, позади оставались чёрные зеницы окон. Но, когда ей показалось, что кошмар остался позади, тьму разорвал свет факелов, осветив вереницу солдат, окруживших деревню.
***
Нестройная шеренга селян вытянулась возле ратуши, легкий гомон сменился сперва тихим роптанием и перешептыванием, а когда на площади появилась фигура комиссара – люди стихли.
Селяне боялись – их дух очень быстро переломился о жестокость имперцев, а надежда почти исчезла после поражения ополченцев. Теперь солдаты отлавливали оставшихся партизан, не успевших покинуть остров во время отступления.
Из тумана, следом за офицером, проследовали два солдата с носилками. Труп хадаганца положили в центре площади так, чтобы его было видно всем собравшимся. Комиссар выдержал довольно длинную паузу, отчего напряжение вокруг загустело, как туман, наполнивший сегодняшнее утро.
– Как я уже сообщал, партизанская деятельность карается смертной казнью. Сегодня ночью был убит один наш солдат. Именем правосудия я призываю партизан сложить оружие и сдаться. В противном случае я прикажу казнить гражданских. У вас, – он обратил свои слова куда-то в воздух, – есть ровно десять минут на размышления, после чего будут казнены пятеро гражданских, по одному в минуту.
Комиссар кивнул своим подчиненным, и они рывками отделили от основной шеренги несколько людей, среди которых оказалась Марфа. Линейка взвыла женским плачем и вскриками, мольбами о пощаде, с разных сторон понеслись молитвы.
Нутро канийки сжалось от страха так, что она потеряла всякую возможность говорить. Из глаз текли слезы, а взгляд ее бессмысленно уперся во влажную землю под ногами. Прошло пять минут, но никто не появился. После свистящего взмаха меча вновь притихшая в ожидании толпа взревела новой волной плача. Грунт окрасился в красный, а обезглавленное тело даже не стали убирать.
Когда подошла очередь Марфы, страх вдруг куда-то испарился. Умереть за то, чтобы еще жила надежда... да, пожалуй, она готова отдать свою ненужную жизнь за какого-то партизана. Пусть живет он, тот, кто принесет ее родному дому больше пользы, тот, кто сможет что-то изменить.
С этой мыслью канийка выпрямилась, готовая принять свою смерть, солдат поднял окровавленный меч...
– Стойте!
До боли знакомый голос. Станислав вышел на площадь, подняв руки. Марфа обернулась... нет, зачем он вышел? Зачем?
– Стас, нет, я того не стою!
Но его уже подхватили и повели куда-то прочь, чтобы выпытать из него все, что он знает.
Марфа упала на колени и заплакала.
– Что ж, все свободны. Приказываю вернуться на рабочие места.
Комиссар торжественно развернулся на пятках и уже собирался уходить, как вдруг внимательно посмотрел на Марфу.
– Ко мне её, – отдал он короткий приказ и чеканным шагом отправился в свои временные апартаменты.
Когда Марфу приволокли к имперскому офицеру, она еще больше укрепилась в мысли, что должна была как можно скорее покинуть мир живых. Он абсолютно не церемонился, а за попытку сопротивления просто избил её до полусознательного состояния.
Потом потянулись ужасные одинаковые дни, складываясь в недели, затем месяцы. Марфа жила единым желанием – чтобы это как-то прекратилось. Несколько раз она специально злила своего мучителя, надеясь, что в приступе ярости он убьет её. Но комиссар был одарен прекрасным самообладанием и обидные слова канийки лишь веселили его.
А вечера он смаковал. Ему недостаточно было просто попользоваться Марфой, как женщиной, в придумывании издевательств он проявлял маниакальную изобретательность, а к воплощению их в реальность подходил с особой дотошностью.
Потерять разум от безысходности комиссар ей тоже не позволял. Измываться над бездумной оболочкой ему стало бы не интересно. Иногда хадаганец приносил какую-нибудь книгу и целый вечер читал пленнице, поведение его при этом было весьма мягкое и даже заботливое.
– Вот ярчайший пример, – сказал он однажды, захлопнув какой-то талмуд с имперскими постулатами, – доминирования высшей расы над низшей. Моя методика воспитания превратила тебя из дикаря в чудесное, исключительно покладистое создание, которое никогда не поднимет руку на своего хозяина.
А однажды Марфа проснулась и поняла, что случилось страшное. Она здорово отяжелела, хотя кормили её едва сносно. Целый день канийка проплакала, вопрошая Тенсеса, почему он не забрал её раньше.
В свою очередь, реакция комиссара была совершенно неожиданной – казалось, он даже обрадовался тому, что у него будет ребенок. После этого жизнь стала налаживаться. Офицер больше не насиловал свою пленницу, да что там – он к ней пальцем больше не прикоснулся. Более того – из землянки ее переселили в дом, стали лучше кормить и выпускать на прогул два раза в день. Работу давали легкую, а будущий отец приносил ей книги, да и сам читал ей по вечерам.
В сердце Марфы родилась новая надежда. Казалось, весть о ребенке что-то переменила внутри её палача. Теперь канийка жила верой в то, что чудо рождения новой жизни изменит его полностью, а любовь к ребенку вытеснит всю жестокость.
Чем ближе подходил срок, тем больше Марфа верила в то, что даже сможет полюбить комиссара. Он готова была простить ему все, только бы его душа исцелилась от страшного порока. В день, когда на свет появился Кирилл, она была счастлива. Став матерью, Марфа лежала в постели с сыном на руках, с нетерпением ожидая, когда явится гордый отец.
Комиссар вскоре прибыл, но то, что она увидела в его глазах, было совсем не тем, чего она так ждала. Офицер посмотрел на младенца, как опытный собаковод оценивает помет ощенившейся суки. Потом он кратко осведомился у врача о здоровье ребенка и, сам себе кивнув, сказал только:
– Пока что я удовлетворен. Посмотрим, как он покажет себя в будущем.
Вскоре Марфу охватило отчаяние от осознания, как глубоко она ошибалась. Комиссар не изменился, он просто обрёл новую цель. Он заболел идеей об идеальном солдате и решил воспитать из своего сына цепного пса. У Марфы холодело нутро, когда офицер называл её ребёнка качественным материалом для эксперимента.
К сыну её больше не подпускали, и Марфа окончательно замкнулась, уже совершенно безвольно наблюдая за тем, как растет Кирилл. Все, что ей удавалось – порой ночью прокрасться к нему, чтобы подарить хотя бы каплю ласки и материнской доброты. Ей очень хотелось, чтобы в его жизни была хоть какая-то любовь, так как от отца ему получить её не светило.
Когда Кирилл подрос и начал разговаривать, их встречи пришлось держать в тайне, и каждый раз он спрашивал у матери – почему ему выпала такая судьба и почему отец его не любит, как мать. Марфа не могла найти в себе силы и смелость рассказать ему всю правду.
Шли годы, производство в шахте на аллоде развернулась на полную силу, а рядом с ним выросла полноценная военная часть, где бывший комиссар занял место командира. О своей связи с Марфой он умалчивал перед начальством, а подчиненных заставлял держать язык за зубами. Все ради репутации. Внебрачный сын числился в рядах охранной роты, но службу нес отдельно, под надзором отца и его помощников, которые занимались с ним индивидуально.
Кирилла заставляли работать на износ – вставал он раньше, чем весь аллод, половину дня проводил в изнуряющих тренировках, а после сидел над книгами, стараясь втолкнуть прочитанное в голову, так как за проколы на контрольных в конце каждой недели его жестоко наказывали.
Сопротивляться методикам отца он не мог, последний был невероятно искусен в манипулировании чужим сознанием. Когда мальчик привык к физическим наказаниям и длительным посиделкам в карцере, его запугали расправой над матерью. Глупо было думать, что отец ничего не знает о привязанностях своего сына.
Потеряв всякую возможность противиться, Кирилл развернул свои усилия на сто восемьдесят градусов, буквально вгрызаясь в гранит науки и совершенно не жалея себя во время тренировок. Глубоко в сердце он затаил чёрную ненависть и стал копить силы. В его голове начал формироваться план убийства отца.
***
Два последних хлёстких удара отозвались эхом вдоль стен и на несколько мгновений зал наполнила тишина. Кирилл, замерев в боевой стойке, стоял посреди десятка едва шевелившихся тел. Грудь юноши вздымалась и опускалась, пот с кровью заливали глаза, но он ждал и смотрел на отца, не моргая.
Наконец, тишину разорвали медленные хлопки. Командир части надменным взглядом окидывал результат боя, одинокую фигуру победителя, и аплодировал, довольно кивая.
– Вот это я называю результатом!
Кирилл криво улыбнулся. Внутри он торжествовал, по глазам отца было видно, что тот теперь уверен в преданности своего воспитанника. Осталось совсем немного – дождаться, когда его начнут использовать по назначению. Едва Кирилл получит хотя бы какую-то степень свободы, он сразу же нанесёт удар. Он даже придумал, как позаботиться о матери и обезопасить её от нависшей угрозы.
Юноша выровнялся, расправил плечи и убрал руки за спину, устремив взгляд вперёд. Отец подошёл к нему вплотную, вдёрнул подбородок и отчеканил:
– Отличная работа, боец!
– Служу Империи! – незамедлительно ответил Кирилл.
– Сейчас отдыхай. Немного позже я вызову тебя. Хочу лично посвятить в детали дальнейшей службы.
Хадаганец дождался, когда новоиспеченный солдат отдаст честь, затем покинул зал. Кирилл снова широко улыбнулся, предвкушая близкую расплату за все свои страдания.
– Итак, – командир части открыл папку с личным делом Кирилла, – теперь ты полноценный гражданин Империи. Я обо всём позаботился. Нет-нет, – он помахал рукой, – можешь не благодарить, это было в моих интересах, легализовать тебя.
Кирилл не подал виду, хотя внутри всё перевернулось от отвращения. Гражданин ненавистной Империи, о да, всю жизнь он мечтал об этом.
– Дальше. Я назначаю тебя начальником охраны на производстве. Но это временно. Сейчас я стараюсь добиться визита от наших столичных коллег. Когда комиссия приедет посмотреть на тебя, я уверен, тебя оторвут у меня с руками и, после дополнительной подготовки, ты попадёшь в ряды хранителей или даже ястребов Яскера. А я за свою работу получу повышение. Ты готов стать важной фигурой в жизни Империи?
– Всегда готов.
– Славно. Теперь о не самом приятном… В твоих силах я более, чем уверен. А вот преданность… это вещь более сложная. Я считаю – никогда не будет лишним перестраховаться.
– Виноват? – юноша недоуменно уставился на хадаганца.
– Я хочу, чтобы ты помнил – если тебе вздумается предать меня лично или Империю в целом, на здоровье твоей матери это отразится не самым лучшим образом.
У Кирилла от этих слов пересохло в горле, а ладони за спиной одеревенели.
– Подозреваю, – продолжил отец, – что глубоко внутри ты мог затаить обиду на меня и давно ищешь способ отомстить. И, скорее всего, придумал какой-то невероятный план по защите любимой маменьки от меня. Так вот – теперь она всегда будет при мне или под надзором моих людей. Даже не надейся, я не выпущу из рук этот чудесный рычаг управления тобой. С другой стороны, если ты не планировал ничего плохого и собирался строить военную карьеру, то тебе не о чем переживать. В таком случае со своей стороны могу обещать – твоя мама будет в самых прекрасных условиях, которые ты только можешь представить. И, – хадаганец склонил голову набок, – ещё обещаю личную встречу на каждое повышение или особую заслугу перед Родиной.
Кирилл ввалился в свою комнату, спешно запер дверь и бессильно опустился на пол, обхватив голову руками. Из глаз катились слёзы, а дыхание быстро сорвалось на прерывистые хрипы.
– Ненавижу… Ненавижу, ненавижу, ненавижу!
Пальцы оторвались от головы и заскребли по полу. Свобода, казалось, была так близка, он так долго шёл к этому! Так долго страдал, а ради чего?
– Демон бы тебя побрал!
Чувства накатили новой волной, превращаясь в крик боли. Кирилл глухо застонал, зажимая себе рот обеими руками. Через пару минут он начал успокаиваться и вновь задумался над тем, как же ему теперь поступить. Мысли шальным порывом носились в голове, не принося ничего полезного. Но решать нужно было сейчас, как можно быстрее, ведь вскоре его увезут на другой конец Сарнаута, где у Кирилла будет ещё меньше власти над собой.
Время текло неудержимым потоком, приближая приезд комиссии, а Кириллу не удавалось ровным счетом ничего. Любые действия, не связанные со службой начальника охраны, вызывали подозрения у командира, и первое же предупреждение с его стороны вогнало беднягу в отчаяние, оставив лишь возможность надеяться на чудо.
Но Кирилл не верил в чудеса.
***
Наступило утро судьбоносного дня. Кирилл открыл глаза и тут же зажмурился – ещё отходя ко сну, он мечтал больше никогда не проснуться. Дверь распахнулась, человек с порога выдал распоряжение через сколько и где юноше следует находиться.
В ушах гудело, а мир вокруг будто сомкнулся. Кирилл отдался течению и позволял своему телу делать всё необходимое. Вот он уже находился в зале, а перед ним сидела группа людей в военной форме, погоны которой были украшены тяжёлыми звёздами. Перед началом действа в зале появилась мать, но потом её сразу же увели. Сердце Кирилла глухо ударилось о грудную клетку и будто остановилось.
Дальше всё происходило само по себе. Руки сжимались в кулаки, тело извивалось в стойках и пируэтах, ноги выплясывали смертельный танец, наполняющий окружающих восторгом, а душу юноши отчаянием. Каждый шаг был прощанием с надеждой, любовью, добротой и последними лучами света. Кирилл всё больше утопал во мраке безнадёги, он понимал, что отец победил.
В последний момент, когда тьма уже была готова поглотить его с головой, душа внутри вдруг завопила о помощи, о чуде. Кирилл всем своим естеством взывал к мирозданию, умоляя дать ему хотя бы крохотный шанс на спасение. Глаза его увлажнились, что, впрочем, никто не смог бы заметить, так как лицо юноши заливал пот.
«Я не хочу погибать! Помогите, кто-нибудь… Я не хочу!» – звенело в голове, заглушая все остальные звуки.
И чудо произошло.
Публика так увлечённо наблюдала за демонстрацией боевых навыков Кирилла, что никто не заметил, как один из группы встал и обнажил оружие. Взмах сабли был молниеносным, лишив головы генерала, сидящего в первом ряду.
В зале воцарился хаос. Помещение вдруг наполнилось чужаками – они, подобно теням, скользили между имперцами, верша кровавую расправу. Когда подоспело подкрепление, все гости из столицы были мертвы, а неизвестные начали отступление.
Кирилл сразу понял – это тот самый шанс, о котором он молил высшие силы, и вцепился в него зубами. Чтобы как-то вызвать доверие своих таинственных спасителей, он встал на их сторону, устраняя наступающих врагов. На него посмотрели с подозрением, но решили воспользоваться предложенной помощью, так как видели раньше, на что он способен.
Доверие к его персоне укрепилось ещё больше, когда Кирилл указал обходной путь, позволив лазутчикам избежать боя с целой ротой солдат. Они уже приближались к спасительному берегу, но Кирилл отставал и всё оглядывался.
– Парень, хочешь сбежать, не тормози, – поторопили его в группе.
– Я не могу, – горестно выдохнул он в ответ. – В моих руках жизнь матери.
Каниец смерил его цепким взглядом и мотнул головой к баркасу, на котором они собирались отплыть.
– Ты о ней?
Он свистнул своим людям, указав взглядом на кого-то, и те попросили привстать пассажира в дальнем углу лодки.
– Кирюша!
Кирилла будто молнией ударило, когда он увидел лицо матери. Потеряв дар речи, юноша бросился к баркасу, который отплыл от аллода уже через мгновение.
Лодка скользила по воздуху, подгоняемая астральным ветром. Группа канийцев переглядывалась и косилась на Кирилла, но никто не осмеливался им мешать. Он рыдал, крепко обняв мать и умоляя мироздание, чтобы всё это не оказалось всего лишь сном.
Рекомендуемые комментарии
Комментариев нет