Довольный, как домашний пушистый кот, которому чешут пузико или чешут за ушком, Ар лежал на мягкой светло-салатовой траве, в своём за всегдашнем, исшитом алыми нитками, кафтане, и щурился на улыбающееся ему солнце. Ветра почти не было, лишь слабые дуновения тёплых масс блуждали над малиновыми цветами на толстых стеблях с массивными мать-и-мачеха-образными листьями. Сладкий запах окутал развеселённое терпким настроением лета сознание барда и побудил звериный аппетит.

Зашелестела упаковка булочки и тонкие длинные пальцы оторвали сытный кусочек мякоти, прохрустев запёкшейся золотистой корочкой. Блаженно просмаковав нежность простого лакомства, Ар закрыл глаза и практически промурлыкал в пряный августовский воздух:

– О, прекрасное время, как хорошо, что я с тобой на ты, что мы с тобой друзья по крови и дыханию...

В то время, что Ар, чавкая, наслаждался своим завтраком, лютня дремала в ожидании, пока эльф не возьмётся за её струны. Пели птицы, в траве шуршали жуки и редкие мыши искали зёрнышки да колоски, прорастающие из свежей, пахнущей чернозёмом, земли. Что есть счастье? Счастье – это радоваться каждому утру, как первому. Счастье – это когда тебе с чистого бездонно голубого неба дружелюбно улыбается огненный шар солнца. Счастье – это если есть деньги на плотный и разномастный завтрак. Счастье – это лежать на траве и глубоко, полной грудью вдыхать ароматы природы, живой, радужной, полной красок и настроений, вкусов, воодушевлений.

– Ладно, лютенька, иди сюда, дорогая моя, — промурлыкал Ар, протягивая руку за своей пяти струнной полнобокой подругой, радостно поблескивая на лучезарном дневном солнышке своим отлакированным боком.

Оказавшись в бледных, приятно нежно-оливкового оттенка руках, музыкальный инструмент слабо вздрогнул, когда пальцы скользнули по трём струнам, издав тем самым тонкий звенящей звук. Несколько ловких и привычных треньканий, и цветущая всеми красками юности и детского, наивного счастья лютня запела.

Она пела долго: переливалась всеми возможными гранями весёлости, разражалась ежеминутной радостью, навевала лесным ветром сказочные истории, давно ушедшие в прошлые, далёкие, порой ужасающе тёмные, а порой – и невероятно светлые века. Она вещала, заливаясь светлолесским соловьем, о битве за Красоту – болезнь, поразившую всю прекрасную эльфийскую расу, стремившуюся уничтожить абсолютно всё, что хоть как-то отходило от их понимания слова «красота».

(В какой-то момент эта самая «страшная сила» стала действительно, в прямом смысле, страшной, пугающей, но не своим внешним видом, а своей идеологией – стереть с земли всё то, что не имеет право на существование в таком восхитительном месте – Вселенной Сарнаут; а на существование не имеет право всё то, что не может в силу своих особых характеристик достичь идеального вида, хотя бы внешнего, если уж и не внутреннего, достичь который, надо признать, невероятно сложно, особенно если ты с рождения не привык к стремлению стать в чём-то лучшем или хотя бы просто стать лучше).

Струны в компании пальцев, отплясав своё, замерли, а лютня, своё отпев, удовлетворённо тренькула последний раз, после чего и была аккуратно опущена на молоденькую мягкую салатовую травку, которую она так сильно любила и к которой имела неимоверную сердечную тягу. Ведь действительно, что может быть лучше, чем лежать на земле, изредка поворачиваясь с полноватого бочка на бок, и греться в солнечных лучах? Лучше может быть только лежать на земле, изредка поворачиваясь с полноватого бочка на бок, и греться в солнечных лучах, после того как ты только что тонким переливом струн спела прекрасную историю, пробивающую на слёзы.

– Ну, что скажешь, Лю? – Эльф заинтересованно обратился к лютне, поворачиваясь на правый бок, от чего слегка помялся его кафтан, и устремляя взгляд на самое дорогое его сердцу сознание. — Понимаю, ты тоже немного устала. Как насчёт получасового сна? Что скажешь, а, милая?

Лютня не могла ответить Ару и не столько потому что не хотела, сколько потому, что не имела такой физической возможности. Говорить она могла лишь только посредством струн, когда бард играл на ней, заставляя издавать приятные уху музыкальные переливы, но заговорить самой по себе лютне не предоставлялось возможным.

Однако подремать на мирном августовском солнышке Ару и его пятиструнной подруге сегодня явно не предстояло. Внезапно густая тень перекрыла солнечные лучи и погрузила умиротворённое лицо эльфа в тёмно-серые краски, столь ему не идущие в сравнении с солнечным светом. Бард неохотно приоткрыл сначала правый глаз, затем левый, а потом и поднял недоумевающий изумрудно-золотистый взгляд на нависшее над ним нечто. В роли «нечто» оказался знакомый Ару хозяин небольшой уютной таверны с качающейся со скрипом на ветру вывеской при входе «Добро пожаловать» – к чему всегда хотелось добавить какое-то страшное наименование, мол, «Добро пожаловать в мир страданий и хаоса, где Вас ждёт одно несчастье; и сплошные неудачи готовы подлавливать Вас на каждом пути – окраине Темноводья».

– Даров, Ару, – бородатый коренастый мужчина средних лет, скорее клонившихся к округлению в большую сторону, протянул эльфу свою огромную шершавую, грубоватую руку с крупными, немного кривыми пальцами.

– И тебе не хворать, Койтер, – бард расцвёл всеми хризантемами в улыбке и, приняв протянутую ему навстречу руку, ловко поднялся, оставив лютенку дальше лежать на траве, но тут же спохватился и, нагнувшись, подцепил её за ремешок, после чего перекинул её через плечо. Музыкальный инструмент с шутливой обиды привычно больно стукнул эльфа по бедру своим твёрдым деревянным боком и, успокоившись, затихарился, прислушиваясь к речи двух знакомых.

– Как поживает Лю? – Каниец бросил взгляд, который мог бы со стороны показаться суровым, если бы не вечная добрая улыбка в усы, столь идущая к лицу Хозяину питейного заведения.

– Отлично, как видишь, – Ар весело легонько постучал костяшками пальцев по лютне, и та с радостью ему откликнулась. – Так зачем ты пришёл? Не просто же так, чтобы навестить одного из, наверное, тысячи твоих приятелей, как ты нас, завсегдатых посетителей, называешь.

– Тебя не проймёшь, – озорно рассмеялся Койтер и по-дружески сильно похлопал барду по плечу, от чего тот покачнулся и только чудом остался стоять на ногах. – Есть одно деликатное дело, и честно сказать, за помощью обратится я хочу именно к тебе.

– Так что случилось? Ты мне расскажешь? – Брови Ара медленно вопросительно приподнялись, тогда как насмешливый взгляд стал чуточку серьёзнее и теперь смотрел прямо, не отрываясь от сизых глаз Койтера.

– Не здесь, – хозяин таверны неловко почесал затылок и кивнул головой куда-то в сторону, — пойдём в «Третий Фрактал» (а именно так называлось таверна, принадлежавшая этому плотного телосложения человеку с тёмной гривой упругих, наподобие конских, волос). Там как-то спокойнее, да и голодных ушей меньше.

– Ты не доверяешь кабанам или медведям? – Усмехнувшись, полюбопытствовал Ар.

– О том деле, о котором я собираюсь тебе рассказать, надо опасаться не только кабанов или медведей, но даже деревьев. Лишь люди столь глухи на уши, чтобы упускать важное.

– Хорошо. – Соглашаясь, кивнул Ар, и двое знакомых: худенький эльф и массивный каниец – двинулись в путь.

Глава 3