Лютня, висящая на широком поясе через плечо, безжалостно болталась, взъерошивая тёплый августовский воздух, который пахнул городской пылью, покоящейся на вымощенных большими круглыми камнями улицах, и поднимаемой до уровня головы только шаркающими в бесконечной спешке шагами новоградцев. Бард шёл к аукциону через главную площадь, огибая широкий круг башни Айденуса, и тихо мычал себе под нос заезженную мелодию городской шутовской интерпретации гимна. Улыбка цвела на его лице, а в глазах отражалась лазурное, голубое небо, играющее по таким воскресеньям, как это, в шахматы кудрявыми белоснежными облаками, похожими где на коней, а где и на слонов или важно напялившую себе на чрезмерно маленькую голову непропорционально огромный атрибут власти королеву.

Площадь играла солнечными бликами, купол венчальной церкви отливал серебром, весело светясь на солнце. Барду хотелось петь, но мешала ему не угрюмость проходящих мимо служак, а голодный желудок. Прекрасный голос требует не только такого же восхитительного настроения, но и сытости, а потому Ар, порхая по контурам брусчатки, будучи явно в приподнятом настроении, напоминал светлолесскую бабочку, часто-часто размахивающую своими тонюсенькими, но очень изящными крылышками, на которых был вышит из тончайших бусинок материи цветочный орнамент. Размышляя о том, как прекрасны бабочки да и вообще все насекомые, ведь большинство из них как-никак имело близкое родство с эльфом (а бард был именно им) и не только за счёт наличия крыльев. Сближала барда с жуками тяга к музыкальности. Эти зачастую маленькие, а иногда и довольно крупные, откормленные создания, любящие дремать на солнышке в пригожий день, были теми ещё музыкантами и давали концерты по всему Сарнауту едва ли не каждый день, выступая как соло, так и группами, правда, обычно собранными абсолютно хаотично, но всё же. И когда жужжание наполняло леса, а цветы поднимали свои удивлённые головки посмотреть на шумящих непосед, вот тогда... Тогда было лучшее время, чтобы гулять. Вот и сегодня, дабы вдоволь нагуляться часа через два, ему нужно было плотно подкрепиться.

Припорхав к аукциону, Ар приветливо бросил пару слов негоцианту, своему старому не столько приятелю, сколько знакомому (друзей, ровным счётом как и приятелей, эльф не держал; связано это в общих чертах было с его кочующим образом жизни, перенести который мало кто мог, а в долгие перерывы между встречами вся так называемая дружба как-то испарялась на удивление быстро, что приводило к лишним проблем и потраченным нервами – а потому смысла в этом не было) и принялся быстро пробегать глазами свежие лоты.

Вообще закупаться на аукционе было старой и не особо вредной, но скорее затратной и, как могло кому-то показаться, мало удобной привычкой барда, ведь ассортимент там день ото дня дичает и разнится, так же как и цены на разного товары, которые в вечной неравной и неразумно хватке мечутся то вверх, то вниз, то прибавляя, то отсчитывая в обратную сторону лишние нули. Так, решив, что для завтрака просто идеально подойдёт аэдский виноградный сок, умойрский хлеб и парочка спелых тропических бананов, бард ловко выложил на прилавок горстку золотых, считать которые он давно ещё научился, вываливая на стол, а потому никогда лишний раз не пересчитывал, и, забрав накупленное, чем, собственно, до отвала планировал наесться, направился вовсе не к порталу – там его мало любил хранитель и, обычно, с горой еды в руках отказывался телепортировать. Ар прошмыгнул через щедро отделанный камнем (просто везде, где только можно и нельзя) торговый ряд прямиком в Светлолесье, к вырубке.

Там рядом был очаровательный холм, где росли большие, с полтора гибберлинга в рост, пурпурные цветы с жёлтыми сердцевинами, источавшие приятный пряный аромат летней сладости, а рядом паслись мирные бурые медведи, блуждающие меж сосен в поисках столь яро любимых ими кустов малины, и кабаны, обычно приходящие сюда целыми семействами, дабы понежится в мягкой молоденькой травке на солнышке. Ар же приходил сюда, дабы насладиться мелодичным жужжанием пчёл, дурманящим запахов гигантских цветов и обычных сорняков да трав, а ещё, что было самым важным в списке его повседневных дел – хорошо подкрепиться.

Когда бард выходил из Новограда, по-дружески кивая крашеному в седой «нищему», он чуть не запнулся на ровном месте, но всё же, покачнувшись, смог удержать столь драгоценное равновесие и, конечно же, еду. Разве что его лютня недовольно ударила по бедру за невнимательность и, возможно, чисто из своей женской вредности, ведь сейчас эльфа заботила только мысль о еде, а о ней, о его прекрасной, утончённой, имеющей удивительно тонкий и чарующий «голос» лютне, он и совсем забыл. Несостоявшееся падение, впрочем, ничего не изменило, Ар даже не задумался о том, что, вероятно, стоит быть чуть осторожнее, когда идёшь с полными руками вещей, придерживая их верхушку подбородком, и совсем не смотришь под ноги. Хотя смотреть туда смысла особого не было – всё равно из-за продуктов обзор барда был сильно ограничен, хотя, конечно, и смотреть на еду было куда приятнее и интереснее, нежели смотреть на свои ноги или на булыжник под ними.

Завернув после арки налево, Ар не смог удержать клокочущий в нём восторг и попытался подпрыгнуть, что у него, конечно же, получилось довольно коряво, но надо заметить, что он не упал и даже остался доволен своим маленьким выступлением перед вылупившей на него свои одичалые глаза крохотной ящеркой, маячившей между насыпью из маленьких округлых камушков.

Почему эльф принципиально отказывался летать – никто толком и не знал, а говорить об этом он не любил, потому такое, для кого-то кажущееся странным, поведение закрепилось за ним в обществе. Знало о причине сего не самого привычного для эльфов поведения существа три-четыре во всём Сарнауте, но все они были сейчас очень и очень далеко от Ара, где именно – он даже не знал и не мог догадываться.

Плюхнувшись на подушку из мягкой травы и аккуратно кучкой свалив рядом весь свой провиант, бард сладко потянулся и лёг, раскинув наподобие звезды руки и ноги. Солнце щекотало ему подбородок, очень слабый ветерок заносил сюда аромат распиленной древесины, который, смешавшись с диковатым запахом цветов, опьянял творческое сознание Ара. Душа пела и изливалась маленькой сказочной канарейкой, которых, впрочем, в жизни своей бард так ни разу и не увидел, хотя однажды была такая возможность, но рассказывать о ней долго да и смысла как такового нет. Не пела только лютня. А впрочем... Сейчас она была весьма довольна. Лёжа на своём покатом деревянном боку в полутени цветка, она сладко вздыхала, по-особенному восхищаясь летом. Да, лето – это пир всего сущего. Вот о чём подумал эльф перед тем, как потянуться за пышной румяной булочкой, испечённой умелыми умойрскими пекарями.

Глава 2