Тянулся с детства мальчуган к бродягам,
Совсем не потому, что обижал их «честный» люд.
Он видел в их сердцах борьбу, отвагу,
И поражался.
Ведь так мало тех, кто падая – встают.

Он видел то, от чего хочется кричать:
Когда иссохшийся старик не в силах отказать
В краюхе хлеба блещущей ребром собаке...
Вокруг толпа... Но Человек в толпе – отнюдь не всякий.

Ушел юнец в дорогу дальнюю из дома.
Семейству то было в погожий день ударом грома.
Отец велел вдогонку собирать повозку:
«Без сына чтоб не возвращались!» – крикнул жёстко.

Вот едут день; второй уже на склоне.
И встретился старик, согнулся им в поклоне:
«Куда дорогу держите, светлейшие господы?»
«Не твое дело, старче! А ну-ка пшел с дороги!»
Ну а Ярмоло что? Он слышал это все,
Так как привал его был рядом –
Прилёг в кустарнике, вот, на речной косе.
Слова знакомых голосов его пронзили своим ядом.
___

Три дня мальчишку все искали. До без толку.
Ведь проще в стоге сена было разыскать иголку.

Вот лето кончилось, зима окутала все белым снегом.
Дворянская жена дочурку родила с первым травы побегом.
Как было принято – малышка хорошела.
И не по дням, а по часам вскоре краса ее созрела.

Купец же помнил ту историю с Ярмоло,
А посему был дан двору запрет строжайший –
Останется головушка без бархата камзола,
Кто в город разрешит ходить кровиночке дражайшей.

Молва пошла в народ, что тронулся умом купец.
Но годы шли...
Однажды осенью явился в город их слепец.
Он россказни травил о чудо-юдо травах,
О дивных королевствах, подвигах героев бравых.

Народ смеялся, веселился, слушал да не верил,
Что в мире об отшельнике одном пошло поверье:
«Целил монах любые хвори да болезни.
Да бедным помогал за то, что пели ему...»

«Песни!?
Да кто ж за песнь простую будет вам батрачить?»
Но уверял слепец – работал так отшельник. Не иначе.
Прослышал эту речь один из слуг купечих,
Что за покупками пришел на рынок вот давеча.

А дней семи спустя явился в город тот отшельник:
Жена купца слегла в осенний первый понедельник.
Его было обещано осыпать серебром и златом.
А он молчал. И на клочке бумаги написал: «Не надо».

Прошёл в светлицу, вытащил с подола трубку,
Больную осмотрел; вздохнул и нацарапал:
«Прошу всех выйти на минутку».
Зажег свечу, достал лампаду с маслом...
Он осторожно доставал клеща.
«Еще бы день – и ты угасла»...
__
Узнала женщина в спасителе Ярмоло.
«Я знала, что ты жив, сынок. Себе дала я слово,
Что не умру, пока тебя вновь не увижу...»
Монах ей улыбнулся и «спросил»:
«Чью песню из окна сейчас я слышу?»

Отчаянье коснулось дочь купчихи...
«Ну что же нам поделать, где же выход?»
Запела она песню горькую про горы и долины,
Про подвиги героев, коих забыли уж до ныне.

Во двор вышел Ярмоло, а за ним во след больная.
«Излечена»... «Здорова» – пошла молва большая.
...
Вы спросите меня «а где же подвиги Ярмоло?»
Ни звука о драконах, победах да боях.
Рассказ о благородстве простой души немого,
Что помогал нуждённым, живя один в степях.

Вам байку рассказала про одного монаха,
Упомянуть забыла под конец его сестру.
Через десяток лет прославилась во всю деваха –
Когда владычицею Умойра проснулась поутру.

Но было то другое уже стихотворенье.
Полно ярчайших красок, событий и персон...
А может даже чей-то... неспешный... дивный... сон?