Светловолосая Клементина – непутёвый канийский бард и бездарь в одном лице – сидела на широком подоконнике в небольшой комнате, снимаемой ею в умойрском Вышгороде и, глядя вниз на клумбу с разноцветными цветами и пышным кустом шиповника, пыталась поймать в нём вдохновение.

Вдохновение никак не ловилось. Стихи не писались, музыка не складывалась, оставшихся золотых монет хватало ровно на месяц оплаты жилья, руки опускались, и глухое отчаяние тупым бараном смотрело на девушку, как на ворота.

От этого было горько и обидно. Голубоглазой Клементине страсть как хотелось стать придворным айринским бардом, но, увы, удача, если и улыбалась канийке, то только отвратительной беззубой улыбкой. Приходилось выжимать из себя все соки, зарабатывая жалкие медные монеты, изредка выступая на городских праздниках да развлекая подпитую публику в ближайшей Нижгородской таверне.

Впрочем, за несколько долгих месяцев, проведённых на аллоде Умойр, девушка успела обзавестись парой преданных поклонников своего скудного музыкального таланта, которые всегда были рады её выступлениям. Это, хоть и немного, но отчётливо способствовало продвижению творчества в массы: один из самых ярых поклонников барда – румяный канийский друид, супруг официантки, который непомерно восхищался её талантом, а по мнению самой Клементины под «талантом» он подразумевал её пышногрудость, – активно рекомендовал её заезжим посетителям таверны в качестве музыкального развлечения на домашних праздниках – там, где слушатель неприхотливый и достаточно пары аккордов. Это, так или иначе, сыграло свою роль – этим утром девушка получила записку с просьбой о срочной встрече, чтобы «обсудить некоторые творческие вопросы, связанные с женитьбой». Это могло бы обрадовать Клементину, если бы не одно «но».

Ей катастрофически, прямо-таки до зубовного скрежета, не хватало вдохновения.

Канийка немного побренчала на старенькой лютне, прошедшей с ней и огонь, и воду – иногда в буквальном смысле, покрутила в пальцах расписную прайденскую дудку, доставшуюся ей в качестве трофея на Диком Хуторе, пожала плечами и принялась тоскливо грызть сочное краснобокое яблоко, снова уставившись вниз на шиповниковый куст с красивыми розово-белыми цветами.

Она чувствовала себя глубоко несчастной.

«Боги Сарнаута! Пошлите мне вдохновение! И прожаренный стейк от семейки Лохматых с морозного Ферриса, есть хочу, не могу».

На минуту, канийка даже решила всплакнуть, но после неудачной попытки погримасничать и выдавить из себя хоть слезинку, передумала, не спеша доела яблоко и, воровато оглядев двор, ловко кинула огрызок за окно, целясь прямиком в шиповник.

Отметив, что остатки яблока упали в метре от куста, Клементина глубоко вздохнула, посетовала на отсутствие прицельности, приложила к губам дудку, и вдруг отчётливо услышала тихий чих. Оглядевшись вокруг и не заметив ничего странного, она вновь подняла музыкальный инструмент и сделала вдох, готовясь извлечь прекрасную – по её мнению – мелодию, как…

Куст шиповника заметно тряхнуло. Девушка присмотрелась.

– Эй! Кто бы там ни был – не смейте ломать цветы! – Бард по пояс высунулась в окно, грозя неведомому хулигану зажатой в руке дудкой.

Листья и ветки активно шевелились – кто-то явно развил среди них бурную деятельность.
«Тьфу ты! Всю ж красоту загубят», – мелькнуло в голове у девушки. Следом за этим пришла мысль о том, что она сама недавно совершила действие, способное погубить прекрасное, но бард успокоила себя тем, что яблочный огрызок станет замечательным удобрением для цветов и вовсе им не навредит. В отличие от того, кто сейчас хозяйничал в клумбе.

Кементина спрыгнула с подоконника внутрь помещения и быстро сбежала по лестнице вниз, тихо обходя красивый каменный дом, в котором снимала комнату.

Держа дудку, как острый кинжал, и аккуратно обогнув раскидистое дерево, растущее тут же во дворе, она, слегка пригнувшись к земле, подкрадывалась вдоль стены дома к шелестящему кусту, готовая в любой момент отразить атаку, если вредителю вдруг вздумается на неё напасть.

– А ну кыш! – Канийка, присев на корточки, аккуратно пошурудила дудкой среди листьев. Куст застыл. – Эй!

– Чего орёшь? – Вдруг услышала она тихий басок над головой.

Подняв глаза на источник звука, бард от неожиданности плюхнулась на пятую точку и, выставив перед собой дудку словно священник – крест, позорненько отползла к стене дома, упёршись в неё спиной.

На неё, помахивая прозрачными голубоватыми крылышками, смотрело перемазанное пыльцой существо, размером не больше ладони, явно женского пола. Во всяком случае, оно было одето в короткое красное платье с пышным подолом.

– А… А… Э… – Клементина, выпучив глаза, показывала на него пальцем.

– Нет, так дело не пойдёт, – существо утёрло кулачком рот, изящно отряхнуло остатки цветочной пыльцы с платья и ловко взбило пальчиками фиолетовые волосы. – Мне не говорили, что ты умалишённая. Ну… Хоть наелась. И на том, как говорится, спасибо. Счастливо оставаться.

– А-ну, стоять! – Бард взяла себя в руки. – Ты кто такая и что тебе тут надо?

Крылатая подняла брови.

– Мне что надо?!

– Тебе.

– Мне ничего не надо, – фыркнула она. – А вот тебе, насколько мне известно, просто необходимо вдохновение. Просила – получай, – существо подбоченилось, тряхнуло фиолетовыми локонами и, заученно улыбнувшись, провозгласило своим незабываемо низким голосом, – я – самая настоящая айринская фея и, по совместительству, твоя личная муза!

Молодая канийка скептично посмотрела на крылатую, затем обвела взглядом окрестности. Кроме пятерки милых пушистых котят, играющих на солнце да любопытного ростка заезжих гибберлингов, которые с подозрением косились в её сторону, вокруг никого не было. Вот и хорошо. А то ещё потащат на костёр, как последнюю ведьму, за разговоры с неведомыми существами. Впрочем, едва ли здесь, на парящем в Астрале угловатом куске земли, удерживаемом великим магом, это могло показаться кому-то странным.

– Муза, значит, – тупо повторила бард, – личная. Угу.

– Можешь называть меня «персональный ассистент», если тебе не нравится слово «муза», – фея фыркнула и закатила глазки. Но тут же подняла маленький указательный пальчик. – К слову говоря, сразу предупреждаю: именно по причине того, что я твой личный вдохновитель, я невидима для окружающих.

Клементина на секунду зависла, а потом от души расхохоталась.

Фея совершенно серьёзно ждала, пока прекратится эта истерика, но, не выдержав, осторожно спросила:

– Ты точно не умалишённая?

Девушка прекратила смеяться и внимательно посмотрела на коротышку. Сомнение калечащим выстрелом хадаганского диверсанта промелькнуло в её чистых голубых глазах. Она украдкой ущипнула себя чуть выше колена. Фея не пропала. Девушка скривилась и для верности потыкала в неё дудкой, на что та покрутила пальчиком у виска. Крылатая была более чем настоящей и сейчас вертелась рядом, широко улыбаясь и нервно теребя ручками платье – ей явно очень хотелось понравиться барду:

– Мы с тобой столько всего сочиним! Ух! Скорее! Скорее творить! – Фея взлетела и закружилась, задирая ручки над головой и, разве что, не разбрызгивая вокруг себя искры радости. Начни она в этот момент адски хохотать своим потрясающе низким голосом – это бы выглядело ужасающе.

Глава 2