Душегубка нервно ошивалась у одной из дверей канийского общежития, пока ещё злобно молчащего, но обещающего в скором времени, с возвращением в него студентов, разразиться привычным шумом обсуждений, перестановок шкафов, стульев и музыкой какого-то явно мало ещё поднаторевшего в своём ремесле барда, что, судя по голосу, складно выпевающему нескладные запевы, был девушкой и довольно молоденькой. Но пока здесь было так тихо, что хоть завози сюда отряд баньши, чтобы как-то оживить обстановку их потусторонними воплями.

Подруга обещала Азии вернуться часам к трём, но так как часов душа не имела, ей только и оставалось – смотреть на виднеющееся через дворовое окошко сарнаутское солнце, которое пока ещё только неуклюже перевалилось с правой половины небесной кровати на левую, ярко сверкнув в полдень своей довольной физиономией и тут же снова жадно уткнувшись физиономией в мимо проплывающее белое кудрявое облачко, похожее на жемчужно-колечного пернатого крикуна. Часы шли, тянулись, вытягивались, напрягаясь до предела, и с громким коцанием стягивались, обращаясь в минуты, а после – и в секунды. Вечер постепенно накатывал большим снежным шаром на Новоград. В общежитии начинали суетиться какие-то студенты и люди постарше.

– Бел-лояр-рас-ш..?

Азия взволнованно оглянулась по сторонам и нервно сцепила когтистые лапы. Хвост её елозил по земле из стороны в сторону, наматывая петли и поднимая густой слой пыли в воздух. Мелкие частички, прокружив наподобие ночной бабочки, попали в ноздри, заставляя душегубку сморщить от щекотки носик. Рваные несколько вдохов вошли в грудную клетку, и душа разразилась смачным чихом, да так, что пошатнулась и чуть не ударилась головой о стену.

– Азия, ты уже пришла? Давно ждёшь? — Канийка незаметно для душегубки появилась перед её огненным жёлтым взглядом. Белояра выглядела слегка растерянно, но тщательно старалась скрыть это за неестественной, нервной улыбкой. Её затухшие блекло-бирюзовые глаза бегали.

– Иззвинии-шш, я...

– За что ты извиняется? – Брови девушки подскочили в удивлении, и она, пошарив в карманах юбки, извлекла оттуда ключ и вставила его в замочную скважину. Сделав два оборота по часовой стрелке, потёртый медный ключ был вынут и спрятан назад в один из бездонных карманов, специально таким образом зачарованных при производстве. — Заходи, не стоит здесь долго оставаться. Чувствуй себя как дома.

Тяжёлая липовая дверь, вся в маленьких трещинках, скрипнула и нешироко растворилась, как бы приглашая войти внутрь одну лишь душегубку, чтобы никто больше не проник в жилище и не потревожил его мертвенный покой. Азия несколько раз взмахнула крыльями, не слишком сильно, чтобы не задеть ими дверь и стены, и осторожно проникла в комнату. Там сильно пахло воском, мёдом и, кажется, завядшими пару дней назад цветами, о которых Белояра никогда толком не заботилась, изредка поливая остатками чая, но и выкинуть которые никак не могла себя заставить. Единственным живым растением в помещении был суслангерский кактус, мало того, что гордо зеленеющий круглый год, питаясь исключительно редко, но ещё и умудряющийся каждый февраль расцветать крупным лиловым соцветием, источающий слабый аромат патоки.

– Я заварю чай.

Белояра направилась в сторону раковины, рядом с которой на единственной в помещении столешнице стояло хранилище капель огня. Капнув в специальное отверстие каплю особенной жидкости неизвестной природы, Белояра набрала из бочонка полную керамическую чашку пресной воды и поставила её на этот аналог, доступных лишь исключительно богатым семействам, плитки. Жидкий огонь слабо затрещал внутри, рьяно выбрасывая отдельные лучи света через покоящуюся в центре самого механизма легко нагревающуюся клеть из сложного сплава какого-то из металлов, добываемого исключительно в пещерах Гипата. Вскоре вода раскалилась и начала бурлить, взрываясь полными воздуха крохотными шариками.

– Садись на кровать, – девушка махнула рукой в сторону кушетки, выглядящей, впрочем, довольно устойчиво и даже комфортно.

Азия молчаливо повиновалась, спорить с подругой не хотелось да и ей самой хотелось уже присесть на что-то помягче, чем стёртые и убитые ковры, застелившие пол коридоров погружающегося в смутный шум, с привкусом металлический тишины, общежития. Кровать действительно оказалась довольно удобной, не слишком твёрдой и не чересчур мягкой, до такой степени, когда сидящий просто проваливается до уровня пружин, утопая в, видимо, пуховом матрасе.

– Ой, — девушка покачнулась, чудом не выпустив из дрожащих рук чашку и не разлив напиток по всему полу. Выглядела она нервно, и это не на шутку тревожило по сути своей довольно сентиментальную душегубку. Обычно румяные пухловатые щёки были бледны и бесцветны, губы поджаты, да и сам оттенок кожи казался отчего-то приглушённо земельным. Азия знала, что правильным будет ждать, пока Белояра сама захочет рассказать, что произошло, и объяснит всё в деталях, но тревога заполонила обливающееся чёрной кровью сердце, спрятанное в груди души, и она позволила себе такое излишество, как наполненный волнением, произнесённый в привычной шепящей манере, скромный вопрос.

– Что-тоссс... Сслучилосссь? – золотисто-жёлтые глаза внимательно и тревожно смотрели на канийку. Крылья наконец успокоились и теперь зловещим шлейфом лежали на покрывале.

Почему-то, многие находят ужасающими обнажённые кожаные красноватые крылья душегубок. Особенно, всех почему-то волнуют наличие на них редких шипов и когтей – будто бы это хоть когда-то кому-то создало каких бы то ни было проблем. По сути своей, душегубки довольно... Не то чтобы дружелюбные существа, но они явно не стремятся к излишне частому выражению агрессии даже по отношению к своим врагам. Так можно сравнить душ с рысями или белками друидов, знахарей и шаманов – те, пусть тоже и не наносят столь большого ущерба своим целям, но являются крайне нервными и агрессивными особями. Единственный способ приструнить этих существ – так это, пожалуй, посадить их на короткий поводок, что, впрочем, многие хозяева своих эмоционально несдержанных питомцев делают крайне редко, зачастую просто-напросто даже забывая о такой возможности.

– Да... Нет... – Белояра поднесла к губам чашку и сделала нервный жадный глоток. Пересохшее от жажды горло с трепетом приняло целебную жидкость. – Просто... Кхе. Кх... Кхем!

Канийка закашлялась, подавившись водой. Откашляться ей удалось только когда она, согнувшись практически пополам, похлопала себя по спине. Просить Азию о такой услуге было неразумно в силу её огромных острых когтей, довольно изящных, но пугающих, венчающих кисти рук. В попытке похлопать по спине была угроза оставить продолгие царапины, которые бы ещё долго не зажили. Поэтому ни Азия, ни Белояра даже не подумали о том, чтобы хоть как-то пожаловаться на сложившуюся ситуацию: душегубка просто ждала, затихорившись на кровати, сложив на коленях свои устрашающие когтистые лапы; а Белояра с трудом справлялась с внезапно накатившим на неё штормовой лазурно-индиговой волной кашля.

– Я наткнулась на главную заведующую в архиве Тёмных и ужасных сил, – прохрипела девушка осипшим голосом. — Я не знала, что туда пускают только по допуску, как оказалось. А допуск этот, насколько я поняла по недоверчивому лицу заведующей и подозрительным взглядам коллег, как-то не слишком просто достаётся. Видимо, допуск к конкретно этому архиву ограничен, и, как мне показалось, как-то даже слишком ограничен. Мне не нравится такое. Я привыкла, что любой раздел открыт для работников, мало ли что и где может понадобиться человеку, а тут... Нет. Честное слово. Ты понимаешь. Они бы ещё повесили предупредительную табличку «Осторожно. Книги кусаются. Держите от них подальше свои нежные ручки и пустенькие головушки». Я не понимаю. И я возмущена. Мне ещё и выговор потом эта параноик-заведующая устроила. Я вообще-то не первый год здесь работаю. Каким образом, по их мнению, я могу навредить документам. Пусть спросит... Да кого угодно в нашем отделе. Они все утвердят, что я добропорядочный и ответственный человек.

– Ссстраннно... – задумчиво прошипела Азия и посмотрела себе под лапы, на цветастый узорчатый красно-зелёно-золотой ковёр с цветочным орнаментом и большими грациозными Жар-птицами с огромными, завивающимися на концах перьями и короной из маленьких пёрышек на голове. Они жили в этом ковровом саду своей вечно неделимой стаей, питаясь сочными яблоками бессмертия, выпивая утром из родника живой воды и засыпая в тени витиеватых вьющихся растений неизвестного происхождения.

– И ты, как ни странно, права, – согласилась с подругой Белояра, наконец обратив внимание на то, что уже добрые минут семь ходит петлёй вечности по комнатушке, словно пчела, и даже жужжит схоже. Разве что... Девушке-то абсолютно точно известно, что за мёдом лететь никуда не надо. Во-первых, в буфете в левом углу второй снизу полки ещё стоит одна, почти доверху наполненная душистым светлолесским мёдом полуторалитровая баночка. Во-вторых, этот прекрасный мёд всегда можно купить в заведении под оригинальным названием «Лавчонка вредного друида». Хозяин этой так называемой лавки – доброй души человек с крупными зелёными глазами, короткостриженой рыжей курчавой бородой и густыми, почти сходящимися на переносице бровями, всегда, даже, как поговаривают, дома, носящий соломенную шляпу на голове. На вопрос, почему он никогда её не снимает, Всеволод Зареченский, а именно так именовали этого мужчину средних лет без исключения все его клиенты, в ответ лишь очень пристально смотрел прямо в глаза вопрошающему, после чего важно извлекал, что с его шляпой связана таинственная, даже мистическая история, которую он когда-то давно поклялся никому-никому не рассказывать. И когда запуганный покупатель выпячивал на продавца испуганные и удивлённые, округлившиеся до размеров сиверских яблок глаза, хозяин прыскал в кулак, после чего ещё долго добродушно потешался над доверчивым слушателем, в конце концов признаваясь, что купил эту шляпу три года на умойрской ярмарке и просто очень сильно привязался к ней за всё это время, поэтому и не снимает.

– Ссссшшто такого важшшного можшшет быть в этих книгах? – Непонимающе прошипела Азия, раздосадовано покачивая головой из стороны в сторону, впрочем, ответ уже ютился где-то у неё в рогатой голове, правда, нужно было копнуть чуть глубже, чтобы его обнаружить. Ну, или оставалось просто подождать, пока он сам, подобно буйку, насильственно утопленному на какой-то короткий промежуток времени, не взойдёт на поверхность, издав отчётливый булькающий звук.

– И всё же, как странно... – Белояра стояла посреди комнаты, тупо уставившись на стену, занавешенную очередным ковром, коих в этом общежитии была тьма, видимо, в следствие ярого фанатизма восточных дизайнеров жилой площадки.

Небо за маленьким, слегка покосившимся оконцем, было цвета берлинской лазури и светлеть явно не собиралось, наоборот, с каждыми десятью прошедшими минутами лишь увеличивая градус своей напускной мрачности на ноль-ноль-один.

Вечерело. Студенты возвращались в общежитие, плыли туда рыбным косяком, избегая острых углов, привычно скапливаясь на общем входе. Кто-то из них возвращался с работы, кто-то с поздних занятий в Астральной академии, кто-то ездил навещать своих близких, обязав себя видеться с ними каждый сарнаутский день, а кто-то... Кто-то сидел на накрытой бледно-светло-изумрудной в крупный белый ромб простынёй кушетке и думал, как всё странно в этом мире. А сидела это Белояра – Азия уже ушла минут с пятнадцать назад, к себе домой, в маленькую уютную комнатушку за Торговым рядом, вероятно, заваривать чай с шалфеем и долго-долго лежать на мягкой кровати и смотреть на деревянный, исполосованный группой маленьких продолговатых трещинок потолок, как казалось канийке. День всё быстрее и навязчивее клонился к своему концу, гнул свою спину, с трудом удерживая край солнца над ядрёно-чёрной жирной линией горизонта.

***

Но Азии было ещё далеко до дома. Можно сказать, теперь ей до него было даже дальше, чем когда она была в гостях у Белояры. Несмотря на строгие наставления подруги идти прямиком к дому, душегубка отвернула от общежития налево и через минут двадцать блуждания по, к счастью, достаточно ярко освещённым улицам, она вышла, или если быть точнее, вылетела (ибо хождение душегубки находят крайне трудным и неприятным физическим упражнением) в порт Светлолесья, тонущий в спешно накатившем на весь Кватох зачаровывающе-пугаюшем мраке, разрезаемом лишь пряно-жёлтым светом фонарных сфер. Здание астральной академии дремало в тишине уснувшего Сарнаута, неуклюже переворачиваясь с бока на бок, позволяя наконец себе отдых от изматывающего груза из лигийских туш.

Величавый государственный астральный корабль должен был отойти с ежечасным рейсом на Асээ-Тэпх через три с половиной минуты. Пассажиров быть не обещалась, и Азия, оставленная в полном одиночестве, скучая, маячила у прыжкового устройства, тихим шуршанием красноватых кожаных крыльев едва ли нарушая полный покой, захвативший здесь, в этом мире и этой ночью, абсолютно всё в свою неоспоримую и деспотичную власть.

Нежно-голубым статичным сиянием мягко светили в глухой тьме магические кристаллы, поддерживающие острова в разъедающем сотни лет всё и вся Астрале. И это создавало приятную ламповую, и даже по-своему домашнюю атмосферу Новограда. Но всё же тут не хватало чего-то далёкого-далёкого, затерянного в бесконечных просторах мира, как и родные гибберлингские земли с Великим древом...

Азия не знала и не могла знать, как, где и когда появился её (народ ли?), но чувствовала, что если они и имели место возникнуть, то непременно были связаны с этой тёмной, неконтролируемой мощью магии Вечного Хаоса. Вот почему душегубку так тянуло к Астралу... Вот почему она его так опасалась, боясь попасть под его нерушимые чары и лишиться тем самым какой-никакой свободы, которой Азия действительно дорожила и которую ценила.