Перейти к содержанию

Дайджест за декабрь

Улучшенный интерфейс и правки под 15.0

Подробнее

Мониторинг серверов и редактор аддонов

Представляем вам две легенды. То, о чем можно было только мечтать, стало реальностью.

Мониторинг серверов Редактор аддонов

Подсказки из игры на вашем сайте

Теперь вы можете отображать сведения о внутриигровых элементах простым наведением курсора мыши.

Подробнее

Апдейтер аддонов

Представляем вам программу для автообновления аддонов и делимся подробностями.

Подробнее Скачать

  • Одна незебградская история. Глава 2


     Поделиться

    Нет ничего более разрушительного, 
    чем осознание несостоятельности собственной идеологии, 
    в которую ты так старательно пытался поверить.

    16348088pCz.jpg

    — Неужели? — чёрные брови приподнялись в изумлении, а в глазах мелькнул непонятный огонёк.

    — А Вы... Вы не согласны со мной? — смущённо поинтересовалась молодая особа.

    — В чистую и искреннюю самоотдачу – нет, — беспардонно, забыв о всякой опасности и о том что всегда нужно следить за тем, о чём говоришь, заявил хадаганец.

      На удивленный взгляд медовых глаз он лишь покачал головой и с горестью в голосе добавил:

    — Я искренне пытался прийти к пониманию сущности этого вопроса или... — писатель сделал неопределённую паузу, рыская взглядом по столовой с выкрашенными в безвкусный оранжевый стенами, будто бы пытаясь найти, за что зацепиться, — ... думал, что искал. В этом нет никакого смысла. И я уже не столь юн и наивен, как вы, чтобы по-прежнему верить в то, что человеку свойственно меняться, а это, в свою очередь, так же значит то, что я вряд ли уже смогу измениться, ровно, как и моё мнение.

       Наступила тишина. Теперь уже обоих сковало чувство неловкости. Хадаганка сидела, медленно перемешивая чайной ложечкой горячий чёрный чай, она не знала, зачем это делала, но данные движения её успокаивали. Писатель же не шевелился, руки были сцеплены в замок; выражение лица замерло, брови нахмурены, губы плотно сжаты, лишь глаза бегали по залу, надеясь избежать прямого контакта с кем бы то ни было.

      Мимо проходили посетители столовой, - их обесцвеченная, схожая одежда то и дело мелькала меж столиков - принося себе на красном пластмассовом подносе тарелки и потом абсолютно одинаково принимая пищу. Эти люди теряли всякую индивидуальность, если они таковую ещё хоть когда-то имели, становясь лишь частью интерьера, простой мебелью, на которую никто и никогда не обращает внимания...

    — Её звали Аврора, как утренняя заря, — на выдохе тихо произнёс писатель, и в его чертах появилась какая-то грусть, тяжёлая тоска. — Вы же любите читать романы? Все их любят, независимо от эпохи, возраста и фракции, — обратился он к девушке, с трудом поднимая на неё взгляд. Ответом послужил уверенный кивок. — Так слушайте... Мою бывшую невесту звали Аврора...

      Хадаганец горестно вздохнул, ещё раз быстро пробежался взглядом по залу и начал свой рассказ:

    — Возможно, это довольно скучная история любви, если, конечно, вообще можно сказать, что она была, и Вам будет не особенно интересно её слушать, но всё же я попрошу Вас выслушать. Вероятно, вы первая и последняя, кто услышит об этом... И это то, что доказывает ложность как моей тогдашней, так и Вашей нынешней идеологии. И Вы, с Вашими ещё юными, некрепкими знаниями, можете, конечно, метаться из стороны в сторону, сменять лозунги своей жизни... Вам может казаться, что Вы открыли что-то новое, что Вы правы, но это не так. Так вот... Я был тогда ещё подростком. Самым обычным имперским пионером с огромными планами на жизнь во внепартийной, надо честно признаться, структуре, — на этом моменте писатель усмехнулся и закрыл глаза, полностью погружаясь в воспоминания, — мне было порядка шестнадцати лет. Сложно даже поверить, но тогда меня совсем не интересовала литература. Моей мечтой было стать известным художником. И я даже упросил родителей записать меня на в художественную школу для рабочих. Там, в этих промасленных и набитых ненужным хламом залах, мы и встретились...

       Аврора была одной из восьми пионеров, вместе с которыми мы занимались по пятницам и четвергам. Нас всех разделили на группы по три человека. В нашей команде был я, Аврора и щупленькая девочка с короткими чёрными волосами несколькими годами младше меня по имени Мавра. Можно сказать, эти двое были полной противоположностью друг другу. Мягкий и даже игривый характер блондинки, её дружелюбие всегда вызывали во мне смешанные чувства симпатии и чего-то большего, но чего – я ещё не понимал.

       Мавра же была замкнутой и грубой по отношению как к своим ровесникам, так и ко взрослым, поговаривали, что ей даже грозили исключением из пионеров. На угрозу она не отреагировала должным образом, за это вызвали её родителей, и уже они публично приносили свои глубочайшие извинения за свою неразумную дочь. Она была совсем не похожа на Аврору, но самым удивительным было то, что эта девочка была единственным человеком, сразу пресёкшим попытку блондинки нааврорить с ней отношения, всегда огрызалась или просто молча уходила с занятий, за что каждый раз получала строгий выговор от преподавательницы и даже директора, в особых случаях. Впрочем, вскоре все перестали обращать на это внимание, ведь спустя лишь месяц после наших совместных занятий в художественную школу пришло предложение принять участие в главном незебградском конкурсе, победитель которого сможет получить личную аудиенцию у Яскера на полчаса и получит письменную благодарность от Рысиной.

    Хадаганец перевёл взгляд на слушающую его девушку, как бы желая удостовериться, что его всё ещё слушают. Впрочем, писателя мало волновали интересы аудитории, ведь он всегда писал от души, для себя, что и становилось, как многие считали, причиной сбивчивости в неправильном направлении его таланта. За редким исключением, когда муза надолго исчезала, оставляя его в угрюмом одиночестве, он старался думать именно о том, что в первую очередь дорого и нравится конкретно ему. Он не мог жить без пера и источающих сильный горький аромат чернил, без своей печатной машинки. В этом была вся его жизнь. И чтобы продолжать существовать, ему было необходимо сочинять, что угодно, с вдохновением иль без, со смыслом или без него. В этих строчках читалась его судьба. И пока он продолжал писать, душа всё ещё жила, а сердце продолжало биться, хотя и совсем неохотно.

    Но хадаганка слушала, внимательно вслушиваясь в каждое слово с каким-то непонятным писателю выражением лица, будто она пытается заглянуть внутрь его, расшевелить уставшее биться сердце и возродить его ещё пионерские амбиции. Он не мог прочесть её, не мог понять. Впрочем, ему и не хотелось понимать. Сейчас она для него была лишь записной книжкой, куда записывалась история, которую писатель мечтал забыть, но так и не смог.

    – Заданием же было нарисовать вождя, провожающего наши полки на Великую войну против Лиги, — после небольшой паузы продолжил хадаганец, опуская взгляд в свою наполовину пустую чашку из-под кофе, такого же горького, как и чувства, сейчас ютящиеся, мечущиеся в его иссохшейся дряхлой душе, — Мы начали работу в тот же день... Сначала обработка идеи, потом наброски, новые наброски... Цветовая палитра, выбор формата, выбор материала, полотна...

      Все работали не покладая рук, и наша команда в полном составе тоже, конечно же, трудились над проектом. К тому времени, думаю, Аврора уже стала подмечать мою резкую смену поведения в её присутствии. Впрочем, этого нельзя было не заметить... Я мог часами слушать, как она говорит. Обо всём. О всяких мелочах: о своих успехах, о пионерской жизни, об экзаменах или о том, как родители пообещали на каникулы свозить её в Вышгород. Нам было весело вдвоём, или мне так тогда казалось... В один день я даже решил для себя, что сделаю ей предложение. Мои родители никогда не были против раннего брака, да и я понимал, что не вижу больше для себя жизни без этой женщины. Но в один прекрасный день, когда мы направлялись после занятий домой – я всегда провожал её по вечерам – Аврора остановилась на пороге своего дома, потом обернулась, внимательно посмотрела мне в глаза, после чего чмокнула в щёчку и, рассмеявшись, скрылась за тяжёлой дубовой дверью парадной.

      Повествование прервал кашель. Хадаганка с неприкрытым удивлением взглянула на смутившегося писателя, чьё лицо приняло красноватый оттенок. Видимо, иногда трогательные и нежные воспоминания запоминаются намного больше, нежели простой опыт, и именно они способны вогнать даже серьёзного человека с большим жизненным опытом в краску.

    — Думаю, уже слишком поздно для задушевных разговоров, — откашлявшись, невзначай заметил писатель, даже не перейдя ещё к самой сути и поучительной роли этой истории, а лишь затронув самые основы. 

       Поправляя сползшие с носа очки и устремляя взгляд за окно, где уже сгущались краски, а небо приняло полуночно-синий цвет, он подумал о том, что учить других не является его заботой. Никто так и не заметил наступление позднего вечера. Впрочем, для писателя это было отличным предлогом, чтобы уйти. Он слишком глубоко погрузился в воспоминания, теперь ему уже хотелось не раскрывать душу, а просто отправиться домой по тёмному городскому парку Победы, что освещают в этот час лишь жёлтые фонари на рыбьем жире. Ему нужно было побыть наедине с самим собой, разобраться в собственных мыслях и воспоминаниях, к которым так не хотелось возвращаться. Возможно, хадаганец решил, что, вновь оставшись в приятном одиночестве, ему удастся забыть потревоженные чувства, успокоить вновь ожившее истерзанное сердце. Поэтому, так и не дождавшись хоть какой-то реплики со стороны собеседницы, он, кинув пару слов на прощание, поспешил покинуть уютное заведение, наполненное ароматами сытной простой пищи и горького кофе.

       Он не смотрел назад, даже ни разу не оглянулся. Сейчас в его голове скопились бесполезные мысли, которые следовало бы тут же отбросить, забыть и никогда больше не вспоминать...

       Чёрные силуэты деревьев, больше похожие на сплетение паутины, чётко вырисовывались на фоне тёмно-синей небесной глади. Тихо шелестела листва, тихо шептались травы, а в траве тихо застрекотал сверчок. Скрипнула деревянная скамейка под весом тяжёлого тела и вновь умолкла. Лёгкий ветерок освежал и выдувал все ненужные мысли из уставшей больной головы.

       В руках сигарета, и вновь не зажжена, веки закрыты, а пред взором милое лицо с бездонными глазами цвета морской пучины, на губах расцвела лёгкая улыбка, золотые кудри витыми локонами беспорядочно спадают на плечи. Она смотрит на него, пристально вглядываясь в самую душу, и та вновь трещит по неумело зашитым швам.

       Пальцы дрожат, а в голове вновь, после стольких лет, разлуки раздаётся её измученный, уставший, нежный голос:

    — Милый, мы могли бы быть счастливы, но почему же ты не хочешь меня услышать? Ты ведь смотришь только на себя, дорогой... Тебя околдовали собственные идеи. Выбрось их, они стоят между нами и препятствуют нашему с тобой счастью.

       Она была до ужаса приверженным обыденности человеком...

     Поделиться

    "Вестник Сарнаута" - дайджест за июнь'21


    Новости

    Особое мнение

    Интервью

    Геймплей




    Творчество игроков















    Кроссворд
    Юмор


    Обзоры
    Замесы и стримы



















    Юмор

    « май июль »


    Обратная связь

    Рекомендуемые комментарии

    Комментариев нет



    Гость
    Добавить комментарий...

    ×   Вставлено с форматированием.   Восстановить форматирование

      Разрешено использовать не более 75 эмодзи.

    ×   Ваша ссылка была автоматически встроена.   Отображать как обычную ссылку

    ×   Ваш предыдущий контент был восстановлен.   Очистить редактор

    ×   Вы не можете вставлять изображения напрямую. Загружайте или вставляйте изображения по ссылке.


×
×
  • Создать...

Важная информация

Пользуясь сайтом, вы принимаете Условия использования